Константин Михайлович Станюкович
I Скверное осеннее утро. В большом, внушительном, строгого стиля кабинете роскошной казенной квартиры адмирала Берендеева медленно и строго пробило одиннадцать. В эту минуту осторожно, словно бы не смея нарушить торжественной тишины кабинета, вошел пожилой черноволосый лакей, с широким смышленым лицом, обрамленным заседевшими бакенбардами, опрятный и довольно представительный в своем черном сюртуке с солдатским Георгием. Неслышно ступая большими цепкими ногами в мягких козловых башмаках, он приблизился к огромному письменному столу посреди комнаты, за которым сидел, погруженный в чтение какой-то бумаги, с длинным карандашом в маленькой, костлявой и морщинистой руке, низенький, сухощавый, совсем седой старик, с коротко остриженною головой и маленькою бородкой клинышком. Он был в расстегнутом форменном сюртуке и в белом жилете. Белоснежный, тугой стоячий воротничок сорочки подпирал шею и горло в морщинах. Морщины изрезывали и длинноватое, гладко выбритое, отливавшее желтизною лицо с длинным прямым носом, напоминающим трудолюбивого дятла. Утонувший в высоком, глубоком кресле, старый адмирал казался совсем маленьким. Камердинер адмирала Никита, бывший матрос, выждал несколько секунд, взглядывая на адмирала и словно бы определяя степень серьезности его настроения. Адмирал не поднимал головы и, казалось, не замечал своего камердинера. Тогда, слегка вытянувшись, по старой привычке, Никита решительно и довольно громко произнес: -- Осмелюсь доложить... -- Дурак! -- раздражительно оборвал старый адмирал, приказавший раз навсегда не беспокоить его по утрам, когда он занимается, добросовестно прочитывая доклады и добросовестно подучивая учебник механики, чтобы потом не обнаружить своего незнания на подчиненных людях. -- Дама желает видеть ваше высокопревосходительство. Адмирал взволновался. -- Дама? Зачем дама? Какая дама? -- Супруга капитана второго ранга Артемьева. Молодая и брюнетистая по личности, ваше высокопревосходительство. С этими словами Никита положил на письменный стол визитную карточку. Адмирал, прежний лихой "морской волк", неустрашимый, простой и доступный, недаром после долгой службы на берегу изменился. Если бы посетительница была с громкой фамилией или супруга человека с серьезным служебным положением, он хоть и выругал бы про себя даму, оторвавшую его от работы, но, разумеется, приказал бы немедленно просить. "А то к нему, высокопоставленному лицу, работающему до одурения, лезет на квартиру какая-то Артемьева, жена капитана второго ранга... Да еще, дура, передает свою карточку... Очень нужно ему знать, что ее зовут Софьей Николаевной!" Обозленный и дамой, и Никитой, и сегодняшним предстоящим заседанием, где ему придется говорить, защищая свой доклад, адмирал швырнул карточку и проговорил своим скрипучим старческим голосом, звучавшим гневною раздражительностью: -- Скотина! Как ты смел пустить просительницу? Разве не знаешь, что просителей на дому не принимаю. Что курьер смотрел? Где он? -- Услан ее высокопревосходительством. -- Куда? -- В театр и к портнихе. Адмирал сердито крякнул и сказал: -- Скажи просительнице, что может явиться в министерство... Прием от часа до двух... Понял? "Ты-то стал меньше понимать на сухой пути!" -- подумал Никита, служивший при Берендееве много лет: сперва -- капитанским вестовым, а после отставки -- камердинером на берегу. |