из-за одного человека? И -- удивительно! -- он и без того богат, этот Кривошейнов, к чему ему еще богатство?.. Что делать с ним? На что, например, Смирнова оттягивает лес у мужиков, который им отдан, она знает хорошо это, покойником ее отцом? За то, что бумаг нет?
-- Разве это правда?
-- Правда. Лаврентьев говорил, а он говорит только о том, что знает... Курс кончить?! -- отвечал как бы самому себе Вася. -- Папа, вижу я, сердится, что я не готовлюсь в академию. Но к чему мне готовиться? Разве, если я буду доктором, я стану лучше?.. Или с годами пройдет все, и я повторять буду, что все так? Нет, Коля, я не могу... Я чувствую, что так нельзя. А как нужно -- тоже не вполне понимаю. Но я дойду до этого... дойду.
Вдруг Вася остановился и, как бы спохватившись, промолвил:
-- Ты, Коля, извини... Я тебя своими мыслями занимаю и, верно, тебе надоело, а ты и не скажешь...
Николай обнял Васю и заметил:
-- Экий ты какой!.. Говори, говори... легче станет... Не надоел ты мне... Рассказывай все... я охотно слушаю...
-- Не умею я говорить... всего не перескажешь... Ах, Коля, если бы я был, как прежде... верующий... Помнишь?
-- А теперь?
Вася безнадежно покачал головой.
-- Тогда бы лучше было!..
Он замолчал и продолжал молча ходить по комнате. Потом вдруг остановился и прошептал:
-- Человек же и Кривошейнов... И у него душа должна же быть... Как думаешь, брат?
Николай засмеялся.
-- Сомневаюсь...
-- Напрасно. Нет злодея, который бы не смягчился... Да и есть ли злодеи-то?..
Опять, видно было, в голове у юноши поднялась какая-то внутренняя работа.
-- По-твоему, злодеи есть, Коля?
-- Есть.
-- А мне сдается, кет их!
-- Знаешь ли, что я придумал, брат? -- сказал Николай. -- Напишу-ка я корреспонденцию о твоем злодее... Быть может, обратят внимание и продажа в Залесье остановится...
Вася сперва обрадовался.
-- Только смотри, Коля, напиши хорошо... Все расскажи. Но только подожди посылать ее до завтрашнего вечера. Быть может, и не надо.
-- Отчего? -- удивился Николай.
-- Так... у меня один план есть! -- серьезно проговорил Вася. -- Попробую.
-- Секрет?
-- Теперь не спрашивай. Да вот еще что, Коля: не говори ты маме ни слова о нашем разговоре. Она и так все волнуется, глядя на меня. К чему огорчать ее, голубушку нашу? И вообще никому не говори лучше. После все объяснится! -- как-то загадочно прибавил он. -- Я с папой сам переговорю.
Вася несколько успокоился и спустя несколько времени рассказал брату, что Лаврентьев очень зовет его к себе и что Леночка была эти дни нездорова.
-- Что с ней?
-- Не знаю. Доктора не хотела. Раздражительная стала какая-то... похудела, голова болела все. Григорий Николаевич очень скорбел за Елену Ивановну. Теперь, впрочем, ей лучше. Да, я и забыл: она о тебе спрашивала, просила дать знать, когда ты приедешь. Удивлялась, что ты засел у Смирновых. Я и сам, признаться, дивился. Разве там приятно было тебе?
-- Надо, Вася, побольше людей видать, иначе односторонне судить о них станешь. Кстати, я там с Прокофьевым познакомился. Ты, кажется, знаешь его?
-- Видел у Лаврентьева!
-- Нравится он тебе?
-- Я мало его знаю, но слышал, что это замечательный человек! -- проговорил с каким-то благоговейным
