все продадут, нищие будут совсем. Я только что оттуда. Через три недели приедет пристав... Если бы ты видел, какое отчаяние!
-- За что продадут?
-- По иску Кривошейнова. Он дал им в прошлом году деньги под залог построек и хлеба и теперь требует их... У них ничего нет... Я был у Лаврентьева. У него тоже денег нет. Послушай, не знаешь ли ты, как помочь? -- в волнении проговорил Вася. -- Иначе может быть большое несчастие.
-- Как ты волнуешься! В первый раз, что ли, узнал?
-- Я давно знал, но теперь сам видел. Хочешь -- поедем, увидишь, что делается в Залесье. Я папе говорил, и он сказал, что ничего нельзя сделать. Неужели ничего?.. И это совершается на глазах у всех!
-- Что делать, Вася! Успокойся. Если из-за таких вещей волноваться, то тогда и жить нельзя.
-- А разве можно видеть это и... жить? -- произнес он глухим голосом.
Он умолк. Напрасно Николай старался его успокоить.
Вася, не прерывая, слушал горячие речи брата, недоверчиво покачивая головой.
-- Все то, что ты говоришь, Коля, я слышал уже. Вот и папа почти то же говорит... Оба вы, знаю я, честные, хорошие, добрые, но -- прости меня, брат, -- от ваших слов не легче, и никак не убедят они меня.
-- Ты просто болен, брат, вот что я тебе скажу...
-- Может быть, и болен... пожалуй, что и болен!.. -- подхватил Вася. -- Иной раз думаешь, думаешь... просто до боли думаешь, и, что всего ужаснее, то есть больнее, что ничего не придумаешь, и сознаешь себя таким дрянным, ничтожным, себялюбивым подлецом...
-- Что ты, что ты! -- улыбнулся брат.
-- Смейся, Коля, а оно так... Ах, когда-нибудь открою я тебе свою душу... Больная она в самом деле... Ты вот говоришь: все так живут... А почему все так живут? Отчего иначе не живут? Разве нельзя иначе жить? Неужто вечно брат должен терзать своего брата?..
Он остановился, задумчиво взглянул на Николая и продолжал:
-- Отчего Петр готовит нам кушанье, а я не готовлю? Отчего ж я вот и ем каждый день, и сплю на постели, а другие голодны и не призрены? Отчего? Где узнаю я, отчего?.. Кто объяснит это?.. Ты опять скажешь: все так, но мне-то, мне, моей душе разве от этого легче? Пойми ты!
Он с какой-то болью произнес эти слова, ожидая возражения, но Николай молчал, изумленный исповедью бледнолицего юноши.
"Откуда все эти мысли? Как он дошел до такого состояния?" -- спрашивал себя Николай, вспоминая прежнего Васю. Прежний Вася не такой был, казалось ему.
-- Ты вот говоришь, и папа тоже говорит, что надо быть добрым, честным, но как быть добрым, как быть честным? И разве я честен, разве добр?.. Подлец я, Коля, вот кто я такой... Я все раздумываю, а ведь давно бы следовало делать...
-- Что делать?..
-- Жить иначе... Какое имею я право жить так?.. Ответь мне...
И, не дожидаясь ответа, Вася продолжал:
-- Ты вот думаешь, что всегда будет так, всегда человек будет делать другому зло, а я верю... глубоко верю, что так не будет и не должно быть... Не может быть... иначе зачем же столько мучеников прежде было?.. Зачем Спаситель был распят, если бы он не верил?.. Нет, Коля, ты вот образованный человек и знаешь больше меня, а говоришь неубедительно. Оно как будто и правда, а душа чувствует неправду. И кругом, кругом ложь... говорят, любят бога, а сами?!. Взгляни-ка ты на залесских мужиков... каково им
