Обожаемый матросами за справедливость, доступность и любовь к простому человеку, уважаемый как лихой адмирал, уже прославившийся недавним разгромом турецкой эскадры в Синопе , и впоследствии герой Севастополя, -- Нахимов был среднего роста, плотный, быстрый и живой человек, казавшийся моложе своих преклонных лет, с добрым, простым, красноватым от загара лицом, гладко выбритым, с коротко подстриженными рыжеватыми с проседью усами. Небольшие светлые глаза, горевшие огоньком, были серьезны, озабоченны, и в то же время в них чувствовалась доброта.
0x01 graphic
И от всей его фигуры, и от строгого, казалось, выражения лица, и от нахмуренных бровей так и дышало необыкновенной простотой, правдивостью и почти что детской бесхитростностью скромного человека, казалось и не подозревавшего, что он герой. Он думал, что только делает самое обыкновенное дело, как может, по своей большой совести, когда ежедневно рисковал жизнью, объезжая во время осады бастионы, чтоб показаться матросам, и они понимали, что действительно это их адмирал.
Он был в потертом сюртуке с адмиральскими эполетами, с большим белым георгиевским крестом на шее. Из-под черного шейного платка белели "лиселя", как называли черноморские моряки воротнички сорочки, которые выставляли, несмотря на строгую форму николаевского времени, запрещавшую показывать воротнички. Из-под фуражки, надетой слегка на затылок, выбивались пряди редких волос.
Нахимов увидал уличного черноглазого мальчишку в галерее и быстро повернул к нему.
Глаза адмирала стали приветливы, и в его голосе не было ни звука генеральского тона, когда он отрывисто спросил:
-- Что тебе, мальчик?
-- Письмо с Северной стороны! -- ответил Маркушка, вспыхнувший оттого, что говорит с самим Нахимовым, и подал ему записку.
Тот прочитал и спросил:
-- Зачем там был?
-- На ялике... рулевым...
-- Матросский сын? Как зовут?
-- Маркушкой!
-- Александр Иваныч! -- обратился Нахимов к вышедшему из комнаты своему адъютанту, моряку. -- Немедленно съездите-с к Корнилову... Показать-с записку. А в госпиталь сам съезжу-с... Лошадь.
-- Самовар готов, Павел Степаныч!
-- Отлично-с! А мальчику дайте, Александр Иваныч, рубль. Рулевой-с... Иди, Маркушка, на кухню... Скажи, чтоб тебе дали чаю...
-- Очень благодарен... Но я должен на ялик, Павел Степанович...
-- Вот-с, Александр Иваныч... И он... понимает-с!.. Молодец, Маркушка... Славный ты черноглазый мальчик...
Адмирал ласково потрепал по щеке Маркушку.
Адъютант дал Маркушке рубль.
И адмирал и адъютант вышли на улицу. Им подвели лошадей, и они уехали.
А Маркушка, обрадованный похвалой Нахимова и наградой, которую считал богатством, спрятал его в штаны и побежал со всех ног на пристань... Он встречал кучки раненых солдат. Увидал их и на пристани, только что выходивших из яликов.
Бугая не было.
Маркушка присел и слышал, как яличники говорили о том, что на Северной видано не видано сколько раненых солдат и что многие не хотят в госпиталь и просились на ялики.
Вернулся Бугай, и опять на его ялике солдаты...
Только что они