вложив в янтарный мундштук, не спеша закурил.
Этот хмурый человек словно бы не знал, что может ему предстоять и в какой служебной зависимости находится от адмирала -- до того Баклагин был непохож на испуганного или на представляющегося испуганным подчиненного. Северцов несколько удивленно посмотрел на Баклагина. И вместе с невольным уважением, которое вызывал Баклагин в Северцове, он словно бы рассеивал престиж молодого адмирала в его же глазах. И это сознание было неприятно Северцову. Он как будто терял с Баклагиным тон, которого надо было держаться справедливому, строгому и нелицеприятному адмиралу.
Баклагин невольно помешал внутреннему покойному довольству адмирала. И Северцов, при всей гордости своею независимостью, казалось, был бы более доволен, если бы Баклагин показал себя менее независимым и более чувствующим престиж адмиральской власти, безукоризненной справедливости и редкого повиновения голосу долга.
Его превосходительство несколько секунд помолчал и, слегка краснея от самолюбивого самоудовлетворения тем, что собирался сказать, с обычным своим серьезным спокойствием проговорил:
-- Я считаю своим долгом прежде всего выразить вам благодарность за то мужество откровенности, с каким вы ответили на вопросные пункты. По крайней мере, вы не побоялись серьезной ответственности и сознались во всем.
-- Я говорю правду, ваше превосходительство, не в ожидании благодарности! -- ответил Баклагин.
Северцов покраснел. Он понял, что Баклагин не только не обрадован благодарностью, а, напротив, отклоняет ее.
И, сбитый с позиции, он уже несколько нервнее проговорил:
-- Из вашего показания видно, что наказания были жестоки. Вы знали, что закон, допуская телесные наказания, не имел в виду истязаний...
-- Знал, ваше превосходительство.
-- Но, быть может, вы исполняли приказания капитана?..
-- Я и сам наказывал, ваше превосходительство.
-- А кем наказан покойный Никифоров?
-- По приказанию капитана, но в моем присутствии. И смерть матроса -- моя вина... Я мог бы остановить наказание и доложить капитану, но я этого не сделал.
-- Почему?
-- Прошу разрешения не отвечать вашему превосходительству! -- мрачно сказал Баклагин.
Он подумал: "И как смеешь ты залезать в мою душу!" И адмирал показался ему далеко не симпатичным.
И в ту же минуту Северцову Баклагин показался грубым и не понимающим такого справедливого адмирала, как он.
-- Мне очень жаль, что в вас эскадра лишится хорошего морского офицера, но я все-таки обязан представить все дело высшему начальству и просить о предании всех прикосновенных суду.
Баклагин молчал. Ни проблеска желания просить о чем-нибудь адмирала.
И он уже с меньшим спокойствием прибавил:
-- Впрочем, я буду просить министра, чтобы вас избавили от суда... Я ведь знаю, что вы были только исполнитель в наказании Никифорова... И ваша прежняя служба...
-- Прошу ваше превосходительство отдать меня под суд. К чему же нарушать справедливость ради меня, ваше превосходительство? Я виноват, и дело... суда покарать! -- холодно и сухо ответил Баклагин.
Северцов покраснел
