объяснительная записка бывшего старшего офицера Баклагина. Она еще с большею беспощадностью раскрывала тяжелое положение матросов, чем показания самих жертв. В этих показаниях чувствовалась как бы недосказанность и смягченность, словно бы уже счастливые, что избавились от капитана и старшего офицера, они не хотели губить их и ежели и не прощали им, то, во всяком случае, готовы были щадить их.
Никифорова адмирал не застал в живых. Но Баклагин описал возмутительную картину наказания, а матросы словно бы не хотели класть настоящие краски.
Особенно удивило Северцова данное комиссии показание Васькова.
Этот часто наказывавшийся матрос, на словах ненавистник капитана и старшего офицера, был удивительно сдержан в своих показаниях. Он даже скрыл, что после какого-то резкого ответа он получил триста линьков и пролежал месяц в лазарете. Скрыл он и то, что у него было надорвано ухо и вышиблено несколько зубов.
Обо всем этом с педантическою подробностью было указано в записке старшего офицера, а потерпевший словно бы щадил мучителя.
Кроме несомненных фактов жестокости, не вызываемой даже серьезными поводами, дознание обнаружило и самые наглые злоупотребления.
Оказывалось, что Пересветов, товарищ адмирала, был в стачке с ревизором и механиком по казнокрадству, а ревизор -- уже один обкрадывал матросов.
"Я им покажу! -- подумал адмирал, убежденный, что он покажет отменный пример силы закона, если отдаст под суд нескольких офицеров. -- Пусть виноватый -- не только товарищ, а хоть бы брат: не пощажу!" -- решил молодой адмирал и сам восхитился своим нелицеприятием.
И тем не менее бесспорно жестокий старший офицер находил в его уме какое-то снисхождение...
-- Николаев!
В каюту вошел белобрысый матрос, только что назначенный вестовым к адмиралу.
-- Попроси сюда флаг-офицера!
-- Есть!
Через минуту в каюту вошел Охотин, приехавший с новым адмиралом из России; Северцов взял его флаг-офицером по рекомендации одного приятеля.
-- Что прикажете, ваше превосходительство?
-- Попросить сигналом ревизора "Кречета".
Охотин направился из каюты, как Северцов окликнул:
-- Владимир Сергеич!
-- Есть, ваше превосходительство.
И, сразу "осадив" и красивой, легкой походкой приблизившись к адмиралу, пригожий и румяный, черноволосый с маленькими усиками флаг-офицер смотрел в глаза Северцова серьезно, внимательно и спокойно, стараясь во всем подражать своему начальнику. Даже и говорил тихо и сдержанно.
-- Когда сделаете сигнал, поезжайте на берег на моей гичке и пригласите от моего имени Пересветова приехать сейчас.
-- Есть! А если не застану дома? Прикажете оставить записку, ваше превосходительство?
-- Непременно. И зайдите к Баклагину. Попросите его приехать ко мне после полудня.
-- Слушаю-с. Больше никаких приказаний, ваше превосходительство? -- осведомился Охотин, точно щеголяя и своим бесстрастным видом, и своею предусмотрительностью.
-- Нет, Владимир Сергеич!
Северцов снова задумался и лениво отхлебывал чай.
И наконец спокойно, решительно, с довольным сознанием рыцаря служебного
