матросы...
До капитана дошли некоторые жалобы. Он слышал эти веселые окрики и, совершенно растерянный, вышел наверх. Адмирал попросил вахтенного офицера велеть подать адмиральскую гичку к борту.
Все офицеры были во фронте, и караул вызван для проводов начальника эскадры.
Он подошел к капитану и отвел его к корме.
-- К сожалению, я слышал очень серьезные претензии! -- совсем тихо и снова нисколько не меняя своего покойного тона, сказал адмирал.
-- Я слышал, ваше превосходительство, как команда бунтовала, стараясь...
-- Если претензии справедливы, -- тогда твое счастье, что команда и не подумала бунтовать... Матрос Никифоров засечен?
-- Старший офицер недоглядел, ваше превосходительство...
-- А мне не сказали, что есть больной в госпитале...
-- Он на берегу...
-- Попрошу тебя не наказывать людей за подачу претензий... И ты поймешь, что я вынужден просить тебя и старшего офицера съехать сегодня же на берег и ожидать окончания дознания... Завтра дознание начнется...
-- За что же, ваше превосходительство? -- почти умолял капитан. -- Обращаюсь к товарищу... Не губи меня... Позволь объясниться с тобой наедине...
-- Я попрошу к себе на корвет, я выслушаю тебя... Приезжай после сдачи клипера. Об этом получишь приказ.
С этими словами Северцов повернул к шканцам, сделал общий поклон офицерам, протянул руку капитану и отвалил от борта.
-- На корвет! -- проговорил адмирал, обращаясь к флаг-офицеру, севшему на руль.
Через полчаса адмирал в статском платье ехал на своем вельботе по направлению к городу.
-- Верно, едет в госпиталь навестить Никифорова! -- заметил мичман на вахте, обращаясь к своему товарищу, подошедшему полясничать о событии, о неожиданном отрешении от должностей капитана и старшего офицера.
-- Если только застанет Никифорова в живых! -- вдруг раздался из-под мостика необыкновенно суровый и в то же время тоскливый голос старшего офицера.
Капитан о чем-то шептался с ревизором в своей каюте, пока вестовой его укладывал чемоданы и сундуки. Сборы Баклагина не беспокоили его. Они -- знал он -- недолги.
К семи часам адмирал вернулся с берега. Вскоре на катере приехали с вещами старший офицер и первый лейтенант с флагманского корвета, чтобы в звании временных капитана и старшего офицера "Кречета" принять клипер. Они передали отрешенным адмиральский приказ по эскадре и передали словесную просьбу адмирала -- пожаловать капитану после ответа на допросные пункты.
В десятом часу вечера, когда уже команда спала, сперва Пересветов, а потом Баклагин оставили клипер и уехали в Гонконг. Оба остановились в одном отеле.
IV
Следственная комиссия под председательством командира адмиральского корвета окончила дознание, в все дело было представлено Северцову.
Ранним утром сидел он над ним в своей роскошной адмиральской каюте и внимательно прочитывал вороха исписанной бумаги.
Адмирал наконец окончил последний лист.
Дознание вполне выяснило, что на "Кречете" никто не чувствовал себя человеком, до того жестоко было обращение с командой. Особенно была значительна