баталер.
И прибавил:
-- Вот новый адмирал приедет из России, так Собаку утихомирит... Нынче другие пойдут права... Адмирал не любит, чтобы безо всякого образования тиранили матроса...
Матросы жадно слушали баталера.
-- Скоро ли приедет?.. -- раздались многие голоса.
-- Слышно, скоро! -- отвечал баталер.
И кто-то спросил:
-- Пожалуй, адмирал ослобонит нас от Собаки? Как ты полагаешь, Петрович?
-- Адмирал с большим рассудком. Нижнего чина не считает вроде арестанта. Небось не станет держать на эскадре такую Собаку! Обязательно отрешит и отправит в Россию! -- уверенно проговорил баталер.
Все, по-видимому, были в большой радости от адмиральского рассудка. Только Лещиков, казалось, не удовлетворился им.
-- Ежели адмирал с большим рассудком, то по-настоящему следовало бы Собаку скрозь строй! -- сказал Лещиков.
Это замечание вызвало веселый сочувственный смех.
-- Как полагаешь, Петрович? Не вышло такого закон-положения? -- прибавил Лещиков.
-- То-то не вышло! -- засмеялся баталер.
-- Довольно-таки жалко, что не вышло! А в здешней стороне есть такой закон-положение?
-- Скрозь строя нет...
-- И у мериканцев, значит, нет строгости для начальства? -- допрашивал Лещиков.
-- Очень даже строго... Ежели ты здесь хоть начальник да начхал на закон, не похвалят... Отдадут под суд и в тюрьму... А то и повесят!.. Одно благоухание! -- прибавил Петрович, придавая любимому своему слову положительный смысл.
-- Это правильно... Ловко с "собаками"! Небось не смеют, идолы!.. А наши-то, которые шкуры снимают, ничего не боятся! -- проговорил Лещиков.
-- Вот новые права дадут -- побоятся... Скоро шабаш порке! -- сказал баталер. -- Приедет адмирал, выйдет объявка! А уж Собаку беспременно уберут.
-- Еще когда уберут, а он задаст сегодня благоухание! -- не без злорадства бросил Никишка.
С этими словами он захихикал и вышел из круга курильщиков.
IV
Капитанский вельбот пристал к берегу во втором часу.
Вахтенный мичман Загорский встретил капитана у входа на палубу в официально-почтительной позе, приложив руку к козырьку белой фуражки, и юное жизнерадостное лицо мичмана слегка улыбалось.
Капитан остановил на нем тяжелый холодный взгляд и в то же мгновение почувствовал злобу к мичману именно за то, что он улыбался. Капитану казалось, что мичман радуется оттого, что капитан "оскандалился", потерпев полную неудачу на берегу.
И он резко кинул:
-- Брам-штаг не вытянут. Полюбуйтесь!
Загорский тогда догадался, откуда "разнос", и взглянул на озлобленное худое лицо капитана.
"Опрохвостился, опрохвостился, опрохвостился!" -- говорили, казалось, веселые, улыбающиеся глаза мичмана.
Лицо капитана позеленело.
Он отвел глаза и быстро прошел, ни на кого не глядя, в свою каюту.
-- Видно, не выгорело. Не запорет Трофимова! -- шепнул мичман, обращаясь к старшему штурману.
-- Еще бы. Мы ведь в Америке!..
Через пять минут Никишка, только что подавший капитану форменное платье, вбежал в кают-компанию и доложил старшему офицеру:
