капитан.
-- Что вы вздор городите-с! -- резко оборвал Максим Иваныч. -- Что-с? Какая там радость и высота положения... лакейство-с!.. Это брехня на офицеров... Что-с? -- выкрикивал, точно спрашивал, взбешенный адмирал, хотя капитан не думал возражать. -- И вы ничего не говорите офицерам... Поняли-с?
-- Понял, ваше превосходительство!
-- Я сам им скажу, что адмирал не хотел бы видеть подтверждения глупостей князя и дамы в обмороке от... от "морских терминов", что ли... Одним словом... Я попрошу офицеров, и они воздержатся... Слышали-с?
-- Слушаю, ваше превосходительство.
-- А больше вас не задерживаю, можете идти-с!
Капитан вышел, улепетывая, как вежливый, боязливый кот от оскалившей зубы собаки.
"Подлинно собака!" -- с ненавистью подумал капитан.
Адмирал, раскрасневшийся и от возмущенного чувства, и от многих рюмок марсалы, сердито проговорил:
-- Экая подлая лакейская душа! Думаешь, и ко мне в душу влезешь? Дудки, лукавый грек!
Адмирал раздраженно выпил рюмку марсалы и крикнул:
-- Суслик!
-- Есть, -- ответил прибежавший вестовой.
-- Марсалы на донышке, а ты не видишь?.. А?
-- Не будет ли вреды, Максим Иваныч? -- заботливо и осторожно промолвил Суслик.
-- Молчи, чертова свайка! На ночь вредно? Какой-нибудь графинчик... да еще и "грекос" пил! -- приврал вестовому адмирал. -- Давно не учил тебя, гувернера, идола, что ли? Да живо!.. И трубку!
Вестовой исчез и вернулся с трубкой и с графином марсалы, но наполненным до половины только.
III
Капитан призвал к себе старшего офицера, Николая Васильевича Курчавого, рассказал о счастье, которое выпало "Султан Махмуду", и обычным своим ласковым тоном продолжал:
-- Так уж вы присмотрите, дорогой Николай Васильич, чтобы смотр как следует... Чтобы паруса горели... при постановке и уборке... Орудия чтобы летали... И чтобы ни соринки нигде... одним словом... идеальная чистота...
-- Все будет исправно, Христофор Константиныч! -- нетерпеливо проговорил старший офицер.
"Чего размазывать, коварный грек!" -- подумал этот блестящий морской офицер и любимец севастопольских дам, молодой, красивый и щеголеватый капитан-лейтенант.
И его жизнерадостное, веселое лицо вдруг стало напряженным и подавленным.
-- Уж я знаю, дорогой Николай Васильич, что с таким превосходным старшим офицером командир спокоен... Я так только, для очистки совести напомнил...
-- Так позволите идти, Христофор Константиныч?..
-- Я не задержу вас, Николай Васильич... Куда торопитесь?.. Или собираетесь на берег... на бульвар?..
-- Какой бульвар?.. Работы много... Да и смотр завтра.
-- Я так и полагал, что вы не уйдете с корабля, Николай Васильич, хоть вы и жданный кавалер наших дам, -- сказал капитан, словно бы сочувственно глядя на своего старшего офицера, имевшего репутацию ловкого "обольстителя". -- Наверное, вас ждут на бульваре! -- прибавил капитан и плутовски прищурил глаз.
-- Никто меня не ждет, Христофор Константиныч! -- небрежно бросил Курчавый.
И про себя улыбнулся, как вспомнил, что супруга пожилого капитана,
