из военной гавани, где вооружался "Копчик", вернулся домой Василий Михайлович Лузгин, довольно полный, представительный брюнет, лет сорока, с небольшим брюшком и лысый, в потертом рабочем сюртуке, усталый и голодный.
В момент его прихода завтрак был на столе.
Моряк звонко поцеловал жену и сына и выпил одну за другой две рюмки водки. Закусив селедкой, он набросился на бифштекс с жадностью сильно проголодавшегося человека. Еще бы! С пяти часов утра, после двух стаканов чая, он ничего не ел.
Утолив голод, он нежно взглянул на свою молодую, приодетую, пригожую жену и спросил:
-- Ну что, Марусенька, понравился новый денщик?
-- Разве такой денщик может понравиться?
В маленьких добродушных темных глазах Василия Михайловича мелькнуло беспокойство.
-- Грубый, неотесанный какой-то... Сейчас видно, что никогда не служил в домах.
-- Это точно, но зато, Маруся, он надежный человек. Я его знаю.
-- И этот подозрительный нос... Он, наверное, пьяница! -- настаивала жена.
-- Он пьет чарку-другую, но уверяю тебя, что не пьяница, -- осторожно и необыкновенно мягко возразил Лузгин.
И, зная хорошо, что Марусенька не любит, когда ей противоречат, считая это кровной обидой, он прибавил:
-- Впрочем, как хочешь. Если не нравится, я приищу другого денщика.
-- Где опять искать?.. Шуре не с кем гулять... Уж бог с ним... Пусть остается, поживет... Я посмотрю, какое это сокровище твой Чижик!
-- Фамилия у него действительно смешная! -- проговорил, смеясь, Лузгин.
-- И имя самое мужицкое... Федос!
-- Что ж, можно его иначе звать, как тебе угодно... Ты, право, Маруся, не раскаешься... Он честный и добросовестный человек... Какой фор-марсовой был!.. Но если ты не хочешь -- отошлем Чижика... Твоя княжая воля...
Марья Ивановна и без уверений мужа знала, что влюбленный в нее простодушный и простоватый Василий Михайлович делал все, что только она хотела, и был покорнейшим ее рабом, ни разу в течение десятилетнего супружества и не помышлявшим о свержении ига своей красивой жены.
Тем не менее она нашла нужным сказать:
-- Хоть мне и не нравится этот Чижик, но я оставлю его, так как ты этого хочешь.
-- Но, Марусенька... Зачем?.. Если ты не хочешь...
-- Я его беру! -- властно произнесла Марья Ивановна.
Василию Михайловичу оставалось только благодарно взглянуть на Марусеньку, оказавшую такое внимание к его желанию. И Шурка был очень доволен, что Чижик будет его нянькой.
Нового денщика опять позвали в столовую. Он снова вытянулся у порога и без особенной радости выслушал объявление Марьи Ивановны, что она его оставляет.
Завтра же утром он переберется к ним со своими вещами. Поместится вместе с поваром.
-- А сегодня в баню сходи... Отмой свои черные руки, -- прибавила молодая женщина, не без брезгливости взглядывая на просмоленные, шершавые руки матроса.
-- Осмелюсь доложить, враз не отмоешь... -- Смола! -- пояснил Федос и, как бы в подтверждение справедливости этих слов, перевел взгляд на бывшего своего командира.
"Дескать, объясни ей, коли она ничего не понимает".
--
