на этого хорошенького, свежего и румяного, щегольски одетого писарька. Его большие черные глаза так и впились в ее лицо и точно ласкали своим нежным взглядом и говорили о любви.
-- Как вам угодно будет, Аграфена Ивановна, но только я не могу, -- начал он мягким нежным тенорком.
-- Чего ты не можешь? говори толком.
-- Не могу исполнить вашего повеления, чтобы не видать вас. Терпел две недели и... нет больше сил моих... Не будьте столь ко мне жестоки... Позвольте хоть издали любоваться на вас, Аграфена Ивановна...
-- Опять замолол! Не мели пустяков! -- промолвила Груня, продолжая путь.
-- Для вас пустяки, а для меня, может быть, решается судьба жизни! -- продолжал Васька, идя рядом с Аграфеной... -- Не берите на душу греха в погибели человека...
-- Отстань... Что еще выдумал?
-- Вовсе не выдумал, Аграфена Ивановна... Я целых две недели, можно сказать, был в непрерывной тоске и в непрерывных мечтаниях о вас... Ни сна не было, ни аппетита. Так только поддерживал свое существование... Отмените ваше приказание... насчет моего обожания. А не то... без лицезрения вашего лица мне лучше не жить.
-- Сдурел ты, что ли?..
-- Помрачение форменное, Аграфена Ивановна. Первый раз в жизни почувствовал, что значит, когда обожаешь всеми нервами своего существования по гроб жизни. Дозвольте встречаться, а не то в отчаянности я могу решить себя жизни...
-- Что ты? Что ты? -- испуганно проговорила матроска, останавливаясь и с участием взглядывая на писарька, лицо которого в эту минуту имело самое трагическое выражение. -- Как тебя звать-то? -- прибавила она.
-- Василием! -- мрачно проговорил писарь.
-- Опомнись, Василий! Не говори таких слов. Грех, большой грех!
-- Вовсе я в беспамятстве от чрезмерной любви к вам, Аграфена Ивановна.
-- Глупый! Разве можно любить чужих жен? Я -- в законе. А ты заведи свою, да и люби... Мало ли девушек в Кронштадте.
Васька горько усмехнулся.
-- Эх, Аграфена Ивановна! Может, и много их, да вы-то одни!
-- Отвяжись... Не болтай... Иди, иди прочь!.. Люди увидят.
И матроска, вся взволнованная, пошла, ускоряя шаги.
-- Так это последнее ваше слово, Аграфена Ивановна?
-- Да чего ты от меня хочешь?
-- Видеть вас, только видеть и знать, что вы не сердитесь на несчастнейшего человека!
-- Да как я могу запретить дураку смотреть на себя?.. Пяль глаза, коли тебе охота... Только смотри, около дома не ходи!..
-- Чувствительно благодарен вам и за то... Пречувствительно. Вы, можно сказать, вернули меня к жизни.
И с этими словами Васька взял руку Аграфены и крепко-крепко пожал ее.
-- Сегодняшний день -- для меня незабвенный! -- прибавил он и шепнул: -- Прощай, любовь моя!.. Прощай, андел души моей!
И, приподняв фуражку, обогнал матроску и еще долго оглядывался, словно бы не мог от нее оторваться.
-- Глупый! -- шепнула матроска.
На душе у нее была радость. Эта любовь невольно находила отклик, и она вдруг почувствовала, что писарек ей необыкновенно мил и дорог.
IX
Молодая, впервые загоревшаяся страсть охватила
