122

Григорий Александрович. И вы не сердитесь... прошу вас... Вы должны понять, что во мне говорит отец...

            -- Нам хватит, Николай Иванович, моего жалованья, а в случае моей смерти Инна Николаевна будет получать пенсию... Во всяком случае, я позабочусь, чтобы Инна Николаевна не нуждалась. Роскоши я ей предоставить не могу, но...

            -- Я совершенно покоен за Инну, Григорий Александрович!

            -- Вы можете быть покойны.

            И Никодимцев, как бы в подтверждение, крепко пожал руку Козельского.

            -- Но вы поймете, Григорий Александрович, я не мог не предупредить вас... Ну вот наши два слова и сказаны... А теперь прошу извинить меня... Нужно ехать. Надеюсь еще застать вас здесь? И надеюсь, что вы обедаете у нас каждый день?

            Никодимцев благодарил.

            Они вместе вернулись в гостиную. Козельский сделал общий поклон и радостный уехал на свидание.

            Несколько времени Антонина Сергеевна оставалась в гостиной и затем, сославшись на нездоровье, ушла.

            Жених и невеста остались одни.

            -- Пойдемте лучше ко мне, Григорий Александрович. Хотите? -- предложила Инна.

            -- Пойдемте...

            Когда они уселись рядом на маленьком диване в комнате Инны, она спросила:

            -- Измучили вас, бедного?

            -- О, какая это пытка!..

            -- Я видела и... знаете ли что?

            -- Что?

            -- Любовалась вашим смущением...

            Никодимцев покраснел.

            Несколько времени они болтали, но вдруг разговор оборвался.

            Опьяненный близостью любимой женщины, Никодимцев не находил слов и глядел на нее влюбленным взглядом.

            Примолкла и Инна.

            -- Я люблю вас... я люблю тебя! -- вдруг вырвалось из груди Никодимцева.

            И быстрым движением он привлек к себе молодую женщину и прильнул к ее губам.

            Она отвечала горячими поцелуями.

            -- Милый! -- шепнула она.

            И Никодимцев снова целовал Инну с безумной страстью целомудренного человека, впервые познавшего настоящую любовь.

            После чая Инна опять позвала Никодимцева к себе в комнату, и он просидел до двенадцати часов. Простившись с невестой долгим поцелуем, он обещал завтра быть после обеда.

            -- А обедать?

            -- Не могу. Одного приятеля звал... Ты его знаешь... Ордынцев.

            -- Немножко знаю... Он кажется мне симпатичным.

            -- Это порядочный человек и очень несчастный в своей семейной жизни. Недавно он оставил свою семью...

            -- Слышала... И Ордынцева везде бранит мужа за это...

            -- Не ей бы бранить... До завтра...

            -- До завтра...

            -- Так любишь?

            -- Люблю, люблю, люблю!..

            Еще прощальный поцелуй, и Никодимцев ушел еще более влюбленный.

            Он возвращался домой, восторженный, благодарный, умиленный и счастливый, вспоминая Инну, ее голос, лицо, волосы, ее жгучие поцелуи.

            И как полна и хороша казалась ему жизнь. Как несчастны были люди, которые никогда не любили!

            -- Егор Иваныч! Поздравьте... я женюсь! -- объявил Никодимцев, возвратившись домой.

            Егор Иваныч поздравил и спросил:

            -- А скоро свадьба?

            -- Как вернемся...

            -- А на ком изволите жениться?

            -- На прелестной женщине, Егор Иваныч.

            -- На вдове, значит?

            -- Разводится...

            Егор Иваныч поморщился.

            И, помолчав, спросил:

            -- Нас с женой, значит, рассчитаете?

            -- Это почему?

            -- Новые порядки пойдут.

            -- Что вы, Егор Иваныч? Отчего новые порядки?

            -- Новое положение пойдет, ваше превосходительство.

            -- Никакого нового положения, как вы говорите! -- весело говорил Никодимцев. -- И вы и Авдотья Петровна останетесь и, надеюсь, будете так же ладить с женой, как ладите со