-- неожиданно спросил Никодимцев.
-- Что бы я сказал? -- переспросил изумленный слуга.
-- Да, что бы вы сказали?
-- Я бы сказал, что давно бы пора...
-- А теперь... Или я уж очень стар?
-- Вы-то?..
И Егор Иванович вместо ответа весело улыбался.
Глава семнадцатая
I
Никодимцев не докончил еще своего кофе и, несколько растерянный от счастья, не просмотрел газет, как в столовую торопливо вошел, семеня короткими ногами, Егор Иванович и, улыбающийся, доложил тем веселым и значительным тоном, каким докладывают о желанном и приятном госте:
-- Василий Николаевич Ордынцев!
-- Сюда просите!
Но худощавая фигура Ордынцева в черном поношенном сюртуке уже показалась в дверях.
-- Какой счастливый ветер занес тебя, -- обрадованно воскликнул Никодимцев, бросаясь навстречу гостю и горячо пожимая ему руку. -- Совсем ты меня забыл. Василий Николаевич! -- продолжал Никодимцев, ласково, почти нежно взглядывая на худое, болезненное и старообразное лицо своего приятеля. -- Садись! Егор Иванович! Кофе Василию Николаевичу.
-- Сию минуту... несу! -- отвечал слуга.
Ордынцев присел и ответил:
-- Некогда было все это время.
-- Много работы?
-- И работы много и... и семейные дела. Да, признаться, и помешать тебе боялся. На четверть часа заходить не хотелось, а отнимать у тебя время было совестно. Ведь ты дни и ночи работаешь.
-- Ну, брат, теперь я меньше работаю! -- проговорил, краснея, Никодимцев и тут же решил рассказать Василию Николаевичу, почему он стал меньше работать и почему он сегодня бесконечно счастлив.
Они были знакомы еще по университету и близко сошлись лет десять тому назад, когда оба служили в одном из южных городов России. Никодимцев был тогда судебным следователем, Ордынцев -- помощником бухгалтера в частном банке.
Они часто виделись. Ордынцев нередко убегал спасаться от семейных сцен к одинокому домоседу, державшемуся в стороне от местного общества, и любил поговорить с Никодимцевым по душе. Они расходились во многом и часто спорили, но это нисколько не мешало им любить и уважать друг друга.
Благодаря неладам своим с прокурором Никодимцев должен был оставить судебное ведомство. Его нашли слишком независимым следователем и предложили подать в отставку. Он отказался и просил предать его суду, если его считают виноватым, но вместо того его уволили без прошения, и он отправился в Петербург искать места.
Когда Ордынцев переехал в Петербург, Никодимцев уже был видным чиновником. Встреча приятелей после долгой разлуки была задушевная. Чиновник не убил в Никодимцеве человека, и Ордынцев, испытавший уже немало разочарований в прежних знакомых, очень обрадовался, что приятель его не переменился и что блестящая карьера не вскружила ему головы.
Виделись они не особенно часто. Как и в старые времена, они при встречах нередко спорили и, как часто случается, ни до чего не договаривались. Ордынцев горячился, стараясь доказать, что деятельность приятеля -- приятный самообман. Никодимцев сдержанно доказывал значение личности даже в неблагоприятной и враждебной среде.
-- Так ты меньше работаешь? -- переспросил Ордынцев.
-- Меньше.
-- Тот-то ты словно помолодел и глядишь молодцом, Давно, брат, пора тебе не изнывать над своими бумагами, от которых никому не легче... Однако сперва о деле. Ведь я зашел к тебе, по дороге в свою каторгу, больше по делу,
-- В чем оно?
-- Устрой одного молодого человека, если можешь.
И Ордынцев стал рассказывать, как молодой человек, окончивший университет и с медалью, вот уже год как ищет место и не
