-- А что?..
-- Прочитай его записку и оцени деликатность его неприезда...
-- Да... вполне приличный господин. И радостную вещь сообщил. Спасибо ему.
-- Какую? -- спросила Тина.
-- Что привезет приятное известие о разводе.
-- Гм... Как, однако, твой корректный чиновник торопится с твоим разводом.
Инна Николаевна промолчала.
-- Ты что этим хочешь сказать, Тина? -- простодушно спросила Антонина Сергеевна.
-- Хочу сказать, что он старается для себя...
-- То есть как?
-- А так... Влюблен в Инну и, наверное, сделает ей на днях предложение...
Мать вопросительно взглянула на Инну. Та полушутя сказала:
-- У Тины фантазия большая, мама. Вот и все.
В это время вошел лакей и, обратившись к Тине, сказал:
-- Вас, барышня, какой-то студент спрашивает, Скурагин.
-- Первый раз слышу фамилию! -- удивилась Тина.
-- Очень бедно одетый, в летнем пальтеце... Зазябши. Прикажете отказать?
-- Просите в гостиную.
-- Я ему пришлю чаю, Тиночка! -- сказала Антонина Сергеевна.
Тина вышла в гостиную.
Через минуту из-за портьеры показался черноволосый, худощавый студент, в очень потертом форменном сюртуке и в стоптанных сапогах, замечательно красивый, серьезный и несколько взволнованный.
-- Скурагин! -- произнес он твердым тоном.
И, взглядывая на молодую девушку своими прелестными большими черными глазами строго, почти неприязненно, протянул ей первый зазябшую красную руку и спросил:
-- Вы Татьяна Николаевна Козельская?
-- Я! -- ответила Тина.
И, пораженная одухотворенною и, казалось, несознаваемою молодым человеком красотою его бледного строгого и мужественного лица и в то же время недовольная, что он, подобно большей части мужчин, не испытывает ни малейшего обаяния ее вызывающего, хорошенького личика, она кокетливо ему улыбнулась, словно бы хотела расположить студента в свою пользу этой улыбкой и сказать: "Погляди, какая я хорошенькая!"
Но студент не только не сделался от этой улыбки приветливее, а еще холоднее и строже произнес:
-- Мне надо с вами поговорить. Здесь можно? -- нетерпеливо прибавил он, бросая взгляд на полуоткрытую дверь в столовую.
Заинтересованная этой таинственностью, Тина сказала:
-- Пойдемте в кабинет отца...
И, когда они вошли туда, села на кресло и, указывая на другое, сухо бросила:
-- Присядьте.
Но студент не сел.
-- Я к вам по поручению Бориса Александровича... Он просит...
-- Но как он смел обратиться к чужому посредству? -- высокомерно перебила молодая девушка, чувствуя, что краска заливает ее лицо.
-- Потрудитесь выслушать, и тогда вы поймете, что он смел! Он сегодня в три часа дня пустил себе пулю в грудь и находится теперь в больнице... Написать не мог и потому просил меня передать вам свою просьбу приехать к нему завтра утром, в общину святого Георгия на Выборгской стороне...
Тина ахнула. Еще сегодня она утром была у него.
-- Он не смертельно ранил себя? Он будет жить? -- испуганно спросила она.
-- Доктора подают надежду, но... рана опасная. Что прикажете ему ответить?
-- Я буду.
-- В котором часу?
-- В десять утра. Можно?
-- Да. Имею честь кланяться!
Студент поклонился и вышел.
Тина несколько минут сидела неподвижная.
-- Какой он, однако, глупый!.. Стреляться! -- прошептала она, и вдруг слезы полились из ее глаз.
В кабинет заглянула Инна Николаевна.
-- Тина... голубчик... Что с тобой?..
-- Борис Александрович стрелялся... Рана опасная... Просит приехать
