сиротливость и тоску одиночества.
Он не раз отрывался от работы и думал о прошлой жизни. Теперь она ему казалась неполной и скучной. В постоянной работе он точно проглядел молодость, не зная жизни сердца, не испытав ни разу любви к женщине. Когда-то давно было что-то похожее на это, но он заглушил в себе чувство практическими соображениями о невозможности жениться и с тех пор довольствовался суррогатом любви, покупая ее.
"А теперь поздно... поздно!" -- мысленно повторял Никодимцев, сознавая нелепость своих мечтаний о женщине, которую он раз видел, и все-таки мечтал о ней, испытывая неодолимую потребность видеть ее.
"Зачем?" -- спрашивал он себя, не смея и думать, что Инна Николаевна может обратить внимание на такого некрасивого и немолодого человека, как он.
И Никодимцев решил не ехать к ней с визитом -- и в первое же воскресенье, тщательно занявшись своим туалетом и побывав у парикмахера, поехал на Моховую.
Никодимцев еще из передней услышал шумные голоса и смех и в гостиной увидал несколько молодых людей и какую-то молодую даму, крикливо одетую, довольно вульгарного вида.
Инна Николаевна весело смеялась чему-то, красивая и очаровательная в своем темно-зеленом, отлично сидевшем на ней платье.
Никодимцев подошел к ней, несколько смущенный от сознания, что появление его едва ли приятно, и от неожиданности несколько пестрого общества молодых людей.
Чуть-чуть смутилась и Инна Николаевна при появлении Никодимцева.
-- Вот это мило, что не забыли обещания, Григорий Александрович. Очень рада вас видеть!
И молодая женщина указала на кресло около себя, у которого стоял один из молодых людей, и торопливо и несколько сконфуженно назвала фамилии своих гостей и фамилию Никодимцева.
Тотчас же смолкли шумные разговоры и смех. Все с особенной почтительностью пожимали руку известного в Петербурге чиновника. Молодая дама вульгарного вида не без завистливого чувства взглянула на хозяйку.
Никодимцев присел и, вообще застенчивый, в первую минуту не находил слов.
-- Были на итальянской выставке, Григорий Александрович? -- спросила Инна Николаевна.
-- Нет еще... Говорят, интересная...
-- Собираетесь?
-- Надо сходить. А вы были?
-- Нет еще... Пойду завтра... Около часа, верно, попаду...
-- Позволю вам дать совет: идти пораньше, пока еще свет есть в Петербурге.
-- Вы что называете пораньше?
-- Часов в одиннадцать, в двенадцать!
-- Увы!.. Я в эти часы только что встаю...
-- Так поздно?..
-- Жизнь так нелепо складывается.
-- А разве она не зависит немножко от нас самих, Инна Николаевна?
-- Не всегда... Если бы все зависело от нас, то...
Инна Николаевна остановилась.
-- То что?
-- То каждый устраивал бы себе жизнь по своему желанию. И все были бы счастливы!
-- Мне кажется, есть люди, которые сами виноваты в своем несчастии...
-- Вы не из таких, конечно? Вы, как я слышала, один из тех редких людей, которые выше разных слабостей человеческих. Вы весь в работе и живете одной работой. Это правда, Григорий Александрович?
Никодимцев покраснел.
-- Я много работаю, это правда...
-- И ничего другого вам не надо? Счастливец!
-- Разве потому только, что о другом поздно думать...
-- Не поздно, а просто час ваш не пришел...
-- А разве придет? -- серьезно спросил Никодимцев.
-- Придет! -- смеясь, проговорила молодая женщина.
"Пришел!" -- подумал Никодимцев.
В эту минуту двое молодых людей стали прощаться. Никодимцеву показалось, что Инна Николаевна была довольна, что
