цели в жизни и ничем не интересуется, кроме своей мучительницы, и, конечно, считает ее необыкновенной... И она действительно необыкновенная...
-- Чем?
-- Тем, что проповедует смелую этику, -- этику приятных впечатлений. Что приятно, то и пусть делает всякий... Свобода наслаждений и никаких обязательств... Что-то декадентское. Брат приводил ее к нам, и она поучала нас с Аркадием в этом направлении... Говорит бойко, самоуверенно... И при этом умна и хороша собой... Признаюсь, я считала бы несчастием для брата, если б она вышла за него замуж... Я первый раз встречаю такую девушку... И это у ней не напускное... вот что ужасно!..
-- Действительно ужасно! -- проговорил Ордынцев и вспомнил дочь.
-- Вы, верно, видели эту барышню?.. Ваши знакомы с ней... Это барышня Козельская...
-- Как же, имел честь видеть, -- с иронией отвечал он. -- Она бывает у нас и вместе с дочерью распевает цыганские романсы... И отец ее бывает у жены... И наши посещают их вторники... Боже избави Бориса Александровича жениться на ней... Остановите его... Посоветуйте уехать... Что может быть ужаснее несчастного супружества... А с такой... Впрочем, она, к счастью вашего брата, не пойдет за него замуж... Для чего ей бедный артиллерийский офицер?.. Ей нужен муж с состоянием... А потом для приятных впечатлений любовники.
-- Однако брат говорил, что она отказывала богатым женихам...
-- Верно, недостаточно богаты...
-- Нет, это не то, Василий Николаевич... Это что-то другое, нечто возмутительно эгоистичное и распущенное, возведенное в теорию...
-- Да... теперь молодые люди имеют теории... довольно пакостные теории! -- со злобой проговорил Ордынцев. -- Нет, вы спасите брата... Спасите... Он вас послушает... Спасите, пока не поздно! -- взволнованно прибавил Ордынцев и закашлялся.
Леонтьева с участием смотрела на него.
В эту минуту в передней затрещал электрический звонок.
-- Вот и Аркадий! -- промолвила она.
В гостиную вошел не один Леонтьев, высокий, худощавый брюнет в очках, с утомленным лицом. За ним появилась и приземистая, крепкая фигура Верховцева, человека лет за сорок, с большой заседевшей бородой и белокурыми волнистыми волосами, зачесанными назад. Его лицо, с большим облысевшим лбом, было довольно красиво. Прищуренные близорукие глаза светились умом. Одет он был в поношенный черный сюртук.
Оба обрадовались Ордынцеву и расцеловались с ним.
-- Вот что называется, не было ни гроша, и вдруг алтын! Не правда ли, Вера? И Василий Николаевич пришел, и Сергея Павловича я затащил с заседания! -- весело говорил Леонтьев.
-- А реферат интересный был?
-- Ничего себе... А ведь мы, Вера, есть хотим. Не найдется ли чего-нибудь?
-- Найдется. Сейчас я вас позову, господа! -- проговорила, выходя из комнаты, Вера Александровна.
-- А я красненького принес, Вера! -- крикнул ей вдогонку Леонтьев.
II
Через несколько минут хозяйка позвала мужчин в столовую.
На столе шумел самовар, и на тарелках были разложены закуски, ветчина, колбаса и холодное мясо. Несколько бутылок дешевого красного вина и графинчик с водкой приятно ласкали взоры Ордынцева и Верховцева. И все глядело аппетитно на белоснежной скатерти.
Ордынцев опять невольно подумал о доме.
-- А Коля и Варя? -- спросил Леонтьев.
-- Они не хотели ужинать и спать легли.
-- Ну, господа, приступим!
Леонтьев налил водки в три рюмки. Приятели чокнулись и закусили селедкой.
-- Отлично у вас приготовляют селедку, Вера Александровна! -- похвалил Ордынцев.
-- И я присоединюсь к мнению Василия Николаевича, хотя
