труда, чтобы не разрыдаться...
-- Если хочешь, я переговорю с твоим мужем.
-- Не нужно... К чему?
-- Инночка!.. Но если в самом деле тебе невмоготу, то... можно наконец и развестись с ним... Конечно, это крайняя мера... Но знай, что ты всегда желанная гостья у нас в доме... Знай это! -- проговорил отец, вытирая слезу.
Инна вытерла слезы и холодно простилась с отцом.
Антонина Сергеевна, обнимая дочь, спросила:
-- О чем отец говорил?
-- О моих семейных делах, мама... Он с чего-то взял, что я несчастлива...
-- А разве нет?..
-- В другой раз поговорим... А теперь перекрести меня, дорогая...
Антонина Сергеевна перекрестила дочь, и Инна Николаевна уехала.
III
-- Ну, что, подковали Никодимцева, а? -- спрашивал на извозчике муж.
-- Что это значит?
-- А значит, что твой фатер [*] имеет нужду в Никодимцеве и хочет при твоей помощи околпачить его... Порадей и для меня, Инна...
__________
* Отец (от нем. der Vater).
__________
-- Молчи... Не смей так говорить.
-- Чего ты сердишься... Это самое обыкновенное дело...
-- Для тебя, может быть.
-- А ты что ж? Недосягаемая добродетель, что ли?..
Инна Николаевна молчала.
Когда она приехала домой и, быстро раздевшись, расчесывала волосы в своем будуаре, у дверей раздался голос мужа:
-- Инна! Позволь войти...
-- Я раздета.
-- Тем лучше. Пусти меня... Я, кажется, не чужой, Я твой муж и, смею думать, очень снисходительный муж...
-- Уходи...
-- Инна... Милая... Я больше не могу терпеть этой муки... Я люблю тебя, и если ты не хочешь быть моей женой, а...
За дверьми слышны были всхлипыванья...
Инна Николаевна равнодушно стояла у туалета, машинально продолжая расчесывать свои длинные красивые волосы.
-- Инна... Пусти же меня!..
Он стал ломиться в дверь.
-- Вон! -- крикнула жена.
-- Подлая!.. Развратная!.. Я заставлю быть женой! -- крикнул муж и ушел.
Ее не оскорбляли эти выходки мужа. Она знала, что скажи она слово, и этот самый человек, поносивший ее, будет валяться в ногах, вымаливая у нее прощение. И не о нем задумалась она в настоящую минуту.
Она думала о своей жизни. И она чувствовала презрение не только к мужу, но и к себе, и сознавала, что, безвольная и бессильная, не может изменить жизнь и что нет на свете человека, который вырвал бы ее из болота.
Глава пятая
I
Когда Ордынцеву бывало особенно жутко после семейных сцен, он обыкновенно отправлялся к своей старой знакомой, Вере Александровне Леонтьевой, дружба с которой вызывала в его жене оскорбительные предположения и насмешки, или к своему приятелю Верховцеву, одному из тех немногих стойких и убежденных литераторов, которые остались разборчивы и брезгливы и не шли работать в журналы мало-мальски нечистоплотные. Он был из "стариков", не умевший утешать себя компромиссами. Хотя жизнь его шла далеко не на розах, особенно с тех пор, как прекратилось издание журнала, в котором Верховцев был постоянным сотрудником, и ему нередко приходилось бедовать с женою и двумя детьми, он не бросал любимого дела. Всю жизнь проработавший пером, он отказывался от предложений поступить на службу в одно из министерств, в которое охотно брали смирившихся литераторов, и не соблазнялся утешительной мыслью проводить свои идеи в записках и исследованиях, одобренных канцелярией, предпочитая делать это в статьях, печатаемых в журналах.
Все это хорошо знал Ордынцев и еще более уважал старого приятеля и вчуже завидовал ему. То ли дело его положение! Работа по
