-- Но только скорей, скорей оканчивайте...
-- Я скоро окончу. Будьте покойны.
И, отлично видя, насколько покоен муж, Анна Павловна, с каким-то особенным злорадством и как будто нарочно затягивая слова, сказала:
-- А эту особу... вашу милую Леонтьеву помните?.. Сколько вы оскорбляли меня из-за нее и как подло обманывали! Рассказывали о какой-то дружбе, тогда как эта ваша "святая женщина" была вашей любовницей... Menage en trois [*]... Муж по любви, а любовник по сочувствию... И вы еще смеете считать себя честным человеком...
__________
* Жизнь втроем (франц.).
__________
-- Лжешь! -- вдруг крикнул Ордынцев и, как ужаленный, вскочил с кресла.
-- Я не привыкла лгать. Вы лжете!
-- Лжешь, дура! Подло лжешь. Ничего того, что ты говоришь, не было!
-- Оскорбляйте жену... кричите на нее -- это благородно! Гуманный человек! Так я и поверила, что вы бегали каждый вечер к своему другу для одних возвышенных бесед... Очень правдоподобно! -- с циничной усмешкой прибавила Анна Павловна. -- Не лгите хоть теперь. Ведь Леонтьева была вашей любовницей?
-- Довольно. Уйди! Уйди, говорю! -- задыхаясь от злобы, проговорил Ордынцев.
-- Что, видно, правды не любите, правдивый человек?
-- Не клевещи хоть на женщину, которой ты и мизинца не стоишь.
-- Еще бы... "Святая"! Что ж?.. Идите к ней... Припадите на грудь... Только едва ли она вам будет сочувствовать, как пять лет тому назад... Ведь вы и женились на мне истрепанный, а теперь что вы такое?.. Какой вы мужчина? Что даете вы мне, кроме горя? Что вы мне даете, неблагодарный и презренный человек? -- возвысила голос Анна Павловна и с брезгливым презрением сильной, свежей и здоровой женщины смерила худощавую, болезненную фигуру мужа.
Оба, полные ненависти, смотрели друг на друга в упор. Ордынцев, бледный как полотно, вздрагивал точно в судорогах.
-- Ну что ж... Теперь ударьте... -- с вызывающим злым смехом продолжала Анна Павловна. -- От вас можно всего ожидать. Недаром отец ваш был какой-то безродный несчастный чиновник... Приколотите свою жену и идите жаловаться бывшей своей любовнице на свое несчастие... Быть может, она...
-- Вон, подлая тварь! -- вдруг крикнул, не помня себя, Ордынцев и энергичным движением распахнул двери кабинета.
Это был бешеный крик раненого зверя. Лицо Ордынцева исказилось гневом и злобой. Анна Павловна так и не договорила речи.
-- Подлец! -- кинула она мужу презрительным шепотом.
И, слегка побледневшая, величественно вышла, нарочно замедляя шаг, с чувством злобного торжества над униженным врагом и с непрощаемой тяжкой обидой невинно оскорбленной жертвы и поруганной женщины.
Она пришла в спальню и разразилась истерическим рыданием.
* * *
-- Господи! Да что ж это за каторга?! -- в скорбном отчаянии прошептал Ордынцев несколько минут спустя, когда несколько "отошел".
И ему было бесконечно стыдно, что он обошелся с женой как пьяный мастеровой.
До чего он дошел!
Ордынцеву стало жаль себя и обидно за постыло прожитую жизнь.
"На что она ушла?" -- спрашивал он.
Глаза его увлажились слезами. Он испытывал тоску и изнеможение разбитого этой вечной борьбой человека. Ему хотелось забыться, не думать об этом. Но это не оставляло его, и, несмотря на ненависть к жене, чувство виновности перед ней мучительно проникало в его душу.
Да, он виновен перед ней. Он искал утешений вне дома, а она была безупречна, думал Ордынцев. Но не мог же он без любви любить женщину, которую не выносил. Не мог же он лгать, расточая ей ласки! Она могла понять это. Могла. И он не стеснял ее... Он даже
