от кого с письмом, мальчик?
-- От одного бедного их сродственника... Оне знают...
-- На бедность, значит, просит?
-- Очень даже нуждаются...
Повар подумал и сказал:
-- Верно, это тот самый сродственник, которого генерал приказал не пускать и писем от него не принимать...
-- То-то от него письмо к барышне.
-- А он как же доводится генералу... Ты не знаешь? -- любопытно допрашивал старик.
-- Родной брат...
-- Родной брат? -- воскликнул старик повар, необыкновенно изумленный. -- Ты это верно знаешь?
-- Очень даже верно...
-- А мы полагали, что так, какой-нибудь дальний... Однако! Родной брат такого важного генерала, а швейцар говорил, что ходит вроде нищего в самом последнем костюме...
-- И вовсе даже нищие... Из-за своей легкой одежи чуть не умерли! -- пояснил Антошка, заметив, что повар, видимо, не сочувствует такому бессовестному отрицанию кровных уз.
-- Нищий... брат генерала Опольева!.. Нечего сказать... прокламация!.. Видно, на братца не надеется, что к племяннице пишет?
-- Уж какая надежда, -- с сердцем проговорил Антошка, -- ежели ваш генерал вовсе отказался от родного брата... Пропадай, мол, как собака, а мне наплевать... И сколько горя принял Александр Иваныч, генеральский-то брат... Такого, можно сказать, важного звания господин, офицером в уланах служил и по улицам милостыню собирал... И все сродственники от него отреклись за родным братом... Допустили, чтобы человек терпел... А еще все графы да князья! -- возмущенно закончил Антошка.
-- Ддда... времена!.. Родного брата и... в шею! Очень даже просто! -- протянул, ни к кому не обращаясь, старик и вздохнул, покачав головой.
Он снова стал мешать в кастрюле, черпнул ложкой и, попробовав соус, спросил:
-- А ты как же знаешь генеральского брата?
Антошка в коротких словах рассказал свою историю.
Повар, видимо удивленный и тронутый, промолвил раздумчиво:
-- Ишь ведь какие бывают на свете дела!.. Нищий, а призрел сироту... Богатый -- и родного брата в шею... Ловко!
-- Жалостливый! -- вставил и кухонный мужик, необыкновенно сосредоточенно и словно бы сердито слушавший рассказ Антошки.
-- А ты вот что, Афанасий, -- обратился к мужику повар, -- возьми-ка от мальчика письмо да снеси Дуняше, пусть, мол, самой барышне передаст, да у ней в комнате... Чтобы, значит, генерал не проведал... Да оботри прежде руки-то... Письмо замараешь... Вот так... неси теперь Дуняше... И лакеям не показывай...
Когда Афанасий ушел, повар ласково сказал Антошке:
-- Пока присядь, мальчик. Бог даст, барышня не откажет помочь горемычному дяденьке... Она у нас добрая... не похожа на отца... Тот вовсе как будто каменный! -- прибавил, понижая голос, повар.
-- Беспременно поможет! -- уверенно подтвердил Антошка.
-- Ты почему же полагаешь?
-- Она раз прислала двадцать пять рублей, быдто от отца... И велела в письме, ежели что, к ней писать, а не к отцу...
-- Ишь ты! Папеньку своего не захотела оконфузить! -- промолвил повар.
В скором времени вслед за кухонным мужиком в кухню вошла молодая горничная Дуняша и велела Антошке идти за собой.
-- Барышня хочет тебя видеть! -- приветливо сказала она.
Нина дожидалась в маленькой комнате Дуняши, находившейся в коридоре, собираясь принять Антошку почти тайком.
Необыкновенно участливо и внимательно, несколько смущенная и точно чувствуя себя в чем-то виноватою, слушала эта худощавая молодая девушка с большими глазами возбужденный рассказ Антошки, в дополнение к письму, о "графе", об его болезни, об его доброте, и когда Антошка окончил