промолвил:
-- Говорят...
-- К несчастию, в этом "говорят" много правды... Или муж увлечется чужой женой... или жена -- чужим мужем. Да еще, пожалуй, и каким-нибудь холостяком второй молодости в придачу, особенно если законный муж -- большой философ... Никакого чувства долга... Никаких нравственных принципов... И куда мы придем!?
Но в эту минуту, щегольски одетый во все белое и в белых парусинных башмаках, молодой матрос, благообразный, чисто выбритый, с опрятными руками, видимо, с повадкой хорошо выдрессированного адмиральского вестового, остановился в нескольких шагах от адмиральши и, глядя на нее напряженными, слегка испуганными глазами, тихим и почтительным голосом доложил:
-- Капитан просит позволения видеть ваше превосходительство!
-- Проси!
И, обращаясь к Артемьеву, прибавила, любезно и конфиденциально понижая голос:
-- A la bonne heure*! Сейчас увидите большого философа-мужа.
______________
* Отлично! (франц.).
-- Да Князьков и не женат.
-- Какой Князьков?.. Я говорю про милейшего Ивана Николаича... Вы знаете Каурова? Муж недавно перевел его командиром с "Верного" на "Олега", а Князькова на "Верный".
В вошедшем видном брюнете с красивыми крупными чертами моложавого, румяного и жизнерадостного лица, с пушистыми усами и окладистой черной бородой, решительно нельзя было увидать ни малейшей неловкости или затруднительности мужа "великолепной Варвары".
Он молодцевато и как-то приятно и легко нес свою крупную, полноватую фигуру в белом кителе, белых штанах и желтых башмаках, слегка почтительно наклонив коротко остриженную, крепко посаженную, круглую, черноволосую голову с жирным загорелым затылком.
Кауров крепко поцеловал руку адмиральши и с аффектацией почтительного подчиненного спросил:
-- Как прикажете, ваше превосходительство... Будить адмирала?
-- А что?
-- Ученье... Адмирал хоть посмотрит.
-- Какое в два часа?
-- Минное, ваше превосходительство.
-- Не беспокойте Пармена Степаныча. Делайте без него.
-- Слушаю-с, ваше превосходительство!
Кауров с каким-то удовольствием и как-то "вкусно" сыпал "превосходительством".
Адмиральша указала на стоявшего Артемьева.
-- Вот и новенький к нам. Знакомы?
Кауров так крепко пожал руку Артемьева и так ласково, добродушно и, казалось, чуть-чуть посмеиваясь глазами, улыбался всем лицом, что влюбленный любовник его жены невольно смутился и, казалось, готов был сейчас же извиниться перед мужем и просить, чтобы он на него не сердился. Он сам понимает, как обворожительна его жена.
-- Молодой человек не хотел к нам... И на меня -- ни малейшего внимания. Не удостоил подойти сам. Верно, расстроен. Хандрит... По семье, конечно, -- ядовито прибавила адмиральша.
Артемьев презрительно усмехнулся.
-- Привыкнет, ваше превосходительство!.. Только немножко подтянуть себя... Нервы и стихнут, Александр Петрович... И я привык на положение соломенного вдовца... Вавочка обрадовала было осенью. Телеграфировала, что приедет... А на днях: "не приеду"... Ну что Вавочка? Она писала, что вы -- спасибо, голубчик! -- навешали ее... Здорова? Не скучает?
-- Здорова... Не скучает, кажется...
