Артемьев нетерпеливо взглядывал на боковую дверь каюты.
Среди мертвой тишины из-за дверей вдруг донесся тихий, меланхолический храп.
"Зачем же приняли? Ведь не к адмиральше пришел являться старший офицер?" -- подумал раздраженно молодой моряк.
Да он и не имеет ни малейшего желания знакомиться с этой, едва ему кивнувшей своими взбитыми кудерками, маленькой и коренастой "волшебницей Наиной" с огромными, "выкаченными", как у лягушки, глазами, неподвижно-строго устремленными на него, с крупной бородавкой на широком, слегка приплюснутом носу и с редкими черными усиками на укороченной "заячьей" губе, открывающей такие ослепительно белые, сплошь безукоризненные зубы, что, казалось, они не могли быть не вставными.
Затянутая в корсет до того, что хорошенькая блузка из небеленого полотна напоминала моряку напирающий брамсель, готовый под напором засвежевшего ветра разорваться в клочки, красная, как вареный рак, -- адмиральша Елизавета Григорьевна Трилистникова, рожденная княжна Печенегова, по мнению Артемьева, носила слишком снисходительную кличку "сапога".
Прошла минута-другая.
Храп из соседней комнаты переходил в мажорный тон.
Адмиральша, казалось, строже и любопытнее "выпучила" глаза на офицера, словно бы изумленная, что он, невежа, не подходит представиться ей и скорей разрешить жадное, злостное любопытство строгой и несомненно верной всю жизнь супруги.
Пикантные слухи об Артемьеве уже опередили его приезд.
Молодой офицер между тем выругал про себя, и довольно энергично, храпевшего адмирала.
Он и "скотина" за то, что женился на адмиральше, -- разумеется, она и лет тридцать тому назад была такая же "противная жаба", -- хотя бы у нее было и большое состояние и все сокровища мира. Он и "осел", не сумевший избавиться от адмиральши хоть бы на время плавания. Он и "позорный трус", который только срамит и себя и службу, позволяя "бабе" командовать русской эскадрой.
"Ишь пялит на меня глаза!" -- подумал старший офицер, взглянув на адмиральшу.
И, поклонившись ей, -- все же дама! -- повернулся и направился к выходу, чтоб ехать на "Воина".
-- Попрошу вас пожаловать ко мне! -- остановил Артемьева низкий и густой, слегка нетерпеливый контральто, часто бывающий у честолюбивых и очень некрасивых дам.
Молодой моряк подавил вздох и, приблизившись к адмиральше, снова наклонил голову.
С видом чуть ли не королевы адмиральша протянула надушенную руку с короткими пальцами, унизанными кольцами, поднявши ее кверху, с обычным жестом для baisemain*.
______________
* Поцелуя (франц.).
Артемьев еще не забыл красивых, тонких рук "великолепной Варвары", и выхоленная, пухлая и некрасивая рука адмиральши показалась ему еще противнее и словно бы "наглее" оттого, что на ней сверкали крупные брильянты, рубины и изумруды бесчисленных колец.
Он особенно деликатно пожал ее и отступил несколько шагов.
В глазах адмиральши промелькнуло изумление от такой дерзости.
Она, впрочем, не показала ни гневного чувства "начальницы эскадры" к дерзкому подчиненному, ни обычного озлобления уродливой женщины к красивому человеку и любезно попросила садиться.
-- Познакомимся. Можете курить! -- милостиво прибавила она.
