прусскому образцу, входящему в моду, безбородый, с закрученными кверху усами, недурной собой, бойкий и не без апломба на вид молодой человек, резким, отрывистым голосом вызвал фалгребных и встретил Артемьева, приложив с официальною напускною серьезностью к козырьку свои выхоленные белые пальцы с несколькими кольцами на мизинце и не без церемонного любопытства рассматривая нового старшего офицера.
О назначении Артемьева на "Воина" уже знали из телеграммы, полученной из Петербурга капитаном.
-- Командир дома? -- спросил Артемьев, протягивая руку.
-- Дома. Только что позавтракал. Верно, еще не спит.
Этот бойковатый, навязывающийся на фамильярность мичман, напомнивший Артемьеву новый во флоте тип "аристократических сынков" и хлыщей, которые рисуются декадентскими взглядами, хорошими манерами, -- не понравился Артемьеву, и он с большею сухостью проговорил:
-- Велите принять со шлюпки мои вещи и пошлите доложить командиру, что я прошу позволения явиться к нему.
И мичман, уже скорее с почтительным видом подчиненного, промолвил:
-- Есть. Прикажете снести в вашу каюту?
-- Разве старший офицер уехал?
-- Две недели тому назад! Уж мы целый месяц стоим здесь! -- прибавил мичман.
И, иронически почему-то усмехнувшись, отдал приказания.
Через минуту сигнальщик доложил:
-- Командир просят в каюту!
Артемьев пошел вниз, а мичман Непобедный решил, что новый старший офицер -- не из "порядочного общества". Да и фамилия!.. "Что такое Артемьев?" -- проговорил мичман.
-- Честь имею явиться. Назначен старшим офицером!
Кругленький, толстенький, небольшого роста, упитанный человек лет сорока, в тужурке, с большою бородой, маленькими живыми глазами, лысый, с маленьким брюшком и добродушным лицом, точно сорвался с дивана и торопливыми, суетливыми шажками приблизился к Артемьеву и протянул пухлую, с ямками, короткую руку.
И, как будто о чем-то вспомнив, он вдруг принял серьезный начальнический вид командира, то есть нахмурил лоб, откинул кверху свою круглую голову, приподнялся на носках, словно бы стараясь казаться выше ростом, и неестественно внушительным тоном, который казался ему необходимым по его положению и который сам казался ему и не к месту и стеснительным, проговорил, слегка понижая свой крикливый голос:
-- Получил о вашем назначении телеграмму... Очень рад... Знаю по вашей репутации... Уверен, что приобрету в вас хорошего помощника... И... тому подобное...
Капитан запнулся и несколько раз повторил: "И тому подобное", -- слова, которыми несколько злоупотреблял и не всегда кстати.
Но, словно бы убедившись, что играть в начальника и приискивать глупые слова совершенно достаточно, он приветливо растянул рот, открывая блестящие зубы, улыбнулся и глазами и лицом, пригласил садиться и радушно спросил, завтракал ли Александр Петрович, и, узнав, что Артемьев завтракал, предложил рюмку "мадерцы".
Артемьев отказался и от вина.
-- Так стакан чайку... Эй, Никифоров! Чаю! У меня отличный коньяк... Надеюсь, мы поладим и ссориться не будем. Не люблю я, Александр Петрович, ссориться... И без того здесь отчаянная скука... Вот увидите... Так чего еще ссориться! Мне год отзванивать ценз... А вы на сколько лет к нам?
