-- Да... Ловко я им тогда показал. Небось капитан-то до сих пор меня помнит...
-- Как так?
-- А так, что его все-таки уволили со службы из-за моей претензии. Адмирал разборку сделал опосля и отослал его обратно в Россию...
-- Да как же ты про все это прознал?
-- А во Францисках с матросиками нашими через два года после бегов виделся. Они и обсказали все... Говорили, что наши конвертские меня добром вспоминают... Избавил я их от зверя...
-- Еще бы не вспомнить... Ну, так сказывай, как это ты убег.
-- Вышел наверх, вижу: боцмана на баке нет, и все вахтенные дремлют... Ну, я, господи благослови, полез по бугшприту, спустился по якорной цепи и тихонько бултых в воду...
-- Холодно было?
-- Не до холоду, а как бы с вахты не увидали, -- вот в чем дума моя была!.. Ну и поплыл я сперва тихо, саженками, а как отплыл от конверта, тогда прибавил ходу. Жарю, братец, вовсю... Приморился к концу. Спасибо на мериканскую шлюпку меня подобрали и доставили на берег... Тут, братец ты мой, я перво-наперво перекрестился, да и айда в салун... Выпил два стаканчика, обогрелся, да и вышел на улицу. А на улице, вижу, какой-то бродяжный человек стоит. Подошел и по-русски заговорил. Оказался поляк... Он и свел меня в ночлежный дом и за это десять центов взял... Проснулся я, вышел на улицу, зашел в салун, опять выпил стаканчик да закусил и побрел себе по городу. Думаю: "Господь не оставит. Найду себе какую-нибудь работу..."
-- И что же, скоро нашел?
-- То-то, нет. В очень безобразном я был виде: штаны да рубаха, босые ноги, на голове картуза нет. Американцы этого не любят. Никто не брал. Отовсюду гоняли... А на улице все глаза на меня таращили. Однако в участок не брали, потому здесь нет этого положения, как у нас: за загривок да в участок; а ежели ты ничего дурного не делаешь, никто тебя не смеет тронуть. Ладно. Пробродил я таким манером целый день, к вечеру купил себе булки, поел, да и опять в ночлежный дом... Там народу всякого много бывает...
-- А сколько берут за ночлег?
-- Ежели с тюфяком и подушкой -- двадцать центов, а так, за пол -- десять. Отдал я двадцать центов, сосчитал достальные деньги, -- а их всего без малого доллар остался, -- лег и думаю себе: "Два дня я еще пропитаюсь, а там как?" Однако заснул вскоре, потому устал очень, весь день бродимши. Проснулся, вижу, рядом -- жид. Ну, а жид, братец ты мой, по-всякому понимает. Я к нему: "Так, мол, и так". Оказалось, хорошо понял жид и по-русски знает. Так он и объяснил, что без башмаков да без шапки никуда меня на работу не примут. "А будь башмаки да шапка, обязательно, говорит, примут, потому, говорит, у вас очень здоровые руки и много силы. Вон у меня, говорит, никакой силы нет, хоть есть и сапоги и шапка". И умный оказался этот жид... Ловко придумал! -- с добродушным смехом воскликнул Дунаев.
-- А что?
-- Да то, что нам вовек не придумать. Очень умное!
-- Жиды умные... Что ж он придумал?
-- А вот что: "Я, говорит, куплю вам башмаки и шапку, и пойдем вместе -- я буду вам переводчиком. Как возьмут вас на работу, вы мне платите двадцать пять центов, за то что пользуетесь башмаками и шапкой, с доллара. А через две недели заплатите мне сполна за башмаки и шапку".
-- Это
