Они американки, что ли? -- снова полюбопытствовал старший офицер, довольно плохо объяснявшийся на английском диалекте.
-- Какие американки! Чистейшие русские, москвички. С какой стати капитан взял бы американок пассажирками!
Это известие привело всех еще в больший восторг.
-- Как же они сюда попали, в Калифорнию?
-- Очень просто. Прелестная блондинка была замужем за американцем, инженером Кларком. Этот Кларк был зачем-то в России, встретился с русской красавицей и влюбился, понятно, в нее. Она, только что кончившая курс институтка, дочь какого-то генерала, тоже влюбилась в американца. Ну, повенчались и уехали в Америку; с ними уехала и русская горничная, бывшая крепостная. Прожили они, по словам консула, пять лет вполне счастливо, -- американец обожал жену. Три года тому назад они приехали в Калифорнию, и здесь американец потерял все огромное свое состояние на спекуляциях с золотыми приисками. В отчаянии он в один прекрасный день пустил себе пулю в лоб... Ну не болван ли?
-- Положим, болван, но что же дальше? -- спросил кто-то.
-- Эти три года несчастная вдова жила в Сакраменто {Сакраменто -- город на западе США.} у родных мужа и затем в Сан-Франциско, давала здесь уроки музыки. Кое-какие деньги, оставшиеся у нее после богатства мужа, пропали у разорившегося банкира. Ее потянуло на родину, и вот теперь она возвращается в Россию, отказав трем богатым женихам...
-- Это она все тебе сообщила? -- иронически заметил милорд.
-- Нет, проницательный милорд, не она, а консульша... Она с ней давно знакома.
-- Что ж она -- неутешная вдова, что ли?
-- Этого я не знаю... Знаю только, что она прелестна и, по словам консульши, безупречной репутации. Ее так и зовут здесь "мраморной вдовой".
-- А сколько ей лет?
-- В консульстве говорили: тридцать, но это вранье, по-моему. Ей много-много двадцать пять... Она глядит совсем девушкой, так она свежа и хороша, эта миссис Вера, как ее здесь зовут. Ну, вот вам и вся история... Эй, вестовые, чаю! -- крикнул мичман.
-- Она не разучилась говорить по-русски? -- спросил старший офицер.
-- Отлично говорит. Изредка только у нее заедает {Моряки говорят. "Снасть заела", то есть снасть не идет, остановилась. (Прим. автора.)}. А голос-то какой, Степан Дмитрич!
-- Хороший?
-- Бархат! Так и ласкает, так и проникает в душу!
-- Посмотрим, посмотрим вашу красавицу! -- весело и самоуверенно, с видом опытного знатока, промолвил Степан Дмитрич, задорно как-то крякнул и пошел к себе в каюту отдыхать.
"Черта с два ты посмотришь! Рожа вроде медной кастрюльки, а тоже воображает!" -- мысленно напутствовал его мичман. И бросил в спину старшего офицера неприязненный, насмешливый взгляд.
Расспросы насчет пассажирок продолжались еще несколько времени. Одни интересовались барыней, а другие (и в том числе и пожилой артиллерист, и вихрастый гардемарин) горничной, и все выражали удовольствие, что на клипере будет пассажирка, которая своим присутствием скрасит однообразие и скуку длинного перехода.
Один только "дедушка", как звали все любимого старого штурмана Ивана Ивановича, слушая все эти разговоры, не выразил ни малейшего сочувствия и как-то загадочно усмехался, неодобрительно покачивая
