Развод? Ты, значит, презираешь меня? Что ж, я этого стою, но мне не нужно развода, и ни за кого я не собираюсь замуж. Я никого, кроме тебя, не люблю!
Никандр Миронович поднял изумленные глаза на ее лицо, кроткое и покорное. Казалось, он не мог сразу сообразить то, что она сказала, до того это было неожиданно, и молчал.
Тогда Юленька вдруг опустилась на колени и, заливаясь слезами, проговорила:
-- Прости, если можешь... Пожалей свою бедную Юленьку!
-- Юленька! Что ты? Бог с тобой, родная! -- воскликнул испуганный Никандр Миронович.
Он поднял ее, взволнованный и смягченный, усадил на маленький диванчик и, садясь рядом, промолвил дрожащим голосом:
-- Так я тебе не чужой? Ты хочешь остаться со мною?
Юленька поняла, что дело ее выиграно и что муж ее любит по-прежнему. Вместо ответа она прижалась к нему, обняла Никандра Мироновича и спрятала голову у него на груди, всхлипывая, как малый ребенок.
И мрачный штурман молча прижимал одной рукой свою Юленьку, а другой тихо гладил ее голову. Слезы текли по его лицу.
Через минуту она говорила, прерывая слова слезами:
-- Ты простишь ли меня? Забудешь ли?
-- Милая!.. Разве ты не видишь?
-- То было увлечение, слабость, безумный порыв. Я согласилась поехать ужинать. Я выпила шампанского и...
Юленька закрыла лицо руками.
Никандр Миронович вздрогнул, как ужаленный, ощущая мучительное чувство ревности.
-- Не надо!.. Не говори!.. -- прошептал он. -- К чему!
-- Нет, я хочу тебе все сказать, чтоб ты не так обвинял меня. После несчастного ужина мне стал гадок этот человек. Я его больше не видала.
-- Кто это? -- глухо вымолвил Никандр Миронович.
-- Не спрашивай; мне стыдно, что я была знакома с таким человеком. Впрочем, изволь, но прежде дай слово, что ради меня ты не станешь его преследовать... Даешь?
Он дал, и Юленька сказала с чувством ненависти:
-- Скрынин!
-- Эта гадина? О Юленька!
-- О, прости... прости... Если б ты знал, как я страдала! Я не смела написать тебе... Верь, что никогда...
И Юленька, рыдая, обнимала Никандра Мироновича.
Никандр Миронович поверил и этой лжи об единственном ужине, и глубине раскаяния, и уверениям в любви. Еще бы! Ему так хотелось верить. И он утешал свою "ненаглядную цыпочку" и, нежно целуя ее, сказал:
-- Ни слова больше об этом, Юленька. Забудем навсегда!
Юленька подарила мужа благодарным, нежным взглядом и чуть слышно проронила:
-- Ребенка я отдам куда-нибудь, чтоб он не напоминал тебе моей вины.
-- Что ты, Юленька! Зачем? Нет, он останется у нас. Пусть люди его считают нашим приемышем. И поверь, я его не обижу и буду любить... Ведь он твой, Юленька! И вот еще что: мы пока уедем из Кронштадта, чтоб не было лишних сплетен.
-- Добрый, хороший! -- шептала тронутая Юленька. -- Так ты совсем простил? Ты вернул любовь своей Юленьке? Ты не напомнишь о моем проступке?
-- Да разве ты не знаешь, как я люблю тебя. Юленька! -- воскликнул Никандр Миронович. -- И ни на минуту не переставал любить, хотя сегодня, когда ты сказала, мне было невыносимо больно. И разве
