Однако он решил испробовать последнюю попытку. На следующее утро он осторожно встал, чтоб не потревожить спавшую Юленьку, и с первым пароходом отправился в Петербург... Накануне он сказал жене, что едет по служебным делам, но о назначении своем не говорил.
"К чему огорчать ее прежде времени? -- думал он, вполне уверенный, что это известие опечалит жену. -- Быть может... все устроится!.."
Адмирал, в обширный кабинет которого вошел Никандр Миронович, известный в те давно прошедшие времена весельчак и остроумный циник, отличался, несмотря на свое важное положение министра, доступностью и щеголял в обращении с подчиненными, особенно с молодыми, фамильярной простотой и некоторою распущенностью властного лица, уверенного, что всякие его шутки могут только доставить удовольствие.
Он, по обыкновению, сидел за своим письменным столом в халате, с открытою голою грудью, с коротко остриженной головой, с красивым когда-то лицом, теперь желтым и оплывшим, и о чем-то весело болтал с несколькими лицами, почтительно стоявшими около стола.
-- Что скажете, батюшка? -- ласково проговорил адмирал, заметив вошедшего штурмана, скромно остановившегося у дверей. -- Милости просим... Подходите ближе... Не бойтесь -- не кусаюсь. Ваша фамилия?
-- Штабс-капитан Пташкин.
-- По какому делу изволили пожаловать, батюшка?
Никандр Миронович изложил свою просьбу, пояснив, что он женатый человек.
-- С женой, значит, жаль расставаться, а? -- заметил, смеясь, адмирал.
И, подмигнув глазом, прибавил:
-- Молодая, что ли, у вас женка, господин Пташкин, что вам так не хочется уходить, а? Давно женаты?
Адмирал смотрел на штурмана с насмешливым добродушием. На его веселом лице светилась лукавая циничная усмешка.
Никандр Миронович смешался и потупил глаза. Этот фамильярно-игривый тон оскорблял его чувства. Он сделался еще угрюмее и, вместо того чтобы ответить в том же игривом тоне, проговорил глухим голосом:
-- Два года, ваше превосходительство!
-- Всего два года? -- переспросил адмирал, словно бы удивляясь, что штурман так поздно женился, и снова смерил Никандра Мироновича своим зорким и умным взглядом, который, казалось, говорил: "Однако ты, брат, очень неказист".
Он помолчал и сказал:
-- Конечно, неприятно расставаться после такого короткого срока, что и говорить; а все-таки, любезнейший, мой дружеский совет вам -- идти. Вас назначили как опытного и усердного офицера, и вы не артачьтесь и ступайте с богом! -- прибавил адмирал тем же простоватым, фамильярным тоном, в котором, однако, слышалось приказание, не допускающее возражения. -- Что делать?.. Потерпите три года... Зато после трех лет женушка еще милее покажется... это верно...
И адмирал снова засмеялся.
-- Да что вы, батенька, таким бирюком глядите, а?.. -- шутил адмирал, желая ободрить штурмана и объясняя себе угрюмый его вид робостью перед начальством. -- Не вы один расстаетесь с женой. Вон Петровский, -- указал, смеясь, адмирал на стоявшего в полной парадной форме лейтенанта, -- плачет, а идет. И года еще нет, как сделал глупость -- женился, а назначили -- и оставляет неутешную
