вообще не любил "пакостных" разговоров, как называл он циничные шутки о бабах, обычные на баке, и очень озлился бы за Феньку. Раз он избил до полусмерти одного матроса, сказавшего при нем что-то скверное о ней.
И это хорошо помнили на баке.
Шлюпка повернула с рейда в Корабельную бухту.
Море точно дремало. Кругом было тихо-тихо... Только часовые с блокшивов, на которых жили арестанты, перекликались протяжными "слу-шай!..".
Огоньки мигали в домах слободки.
Волк глядел на огоньки... Еще месяц тому назад Фенька здесь жила...
"Конец!" -- подумал Волк, и чувство обиды и боли охватило его, когда он опять вспомнил "скоропалительность" перемены Феньки... Была, кажется, привержена, обещала вернуться из Симферополя и вдруг так "обанкрутила"...
Слова Руденки жалили его сердце, точно змея...
-- Что, брат Волк... Болит голова? -- вдруг участливо спросил мичман.
-- Самую малость, ваше благородие!
-- Верно, скоро выпишешься...
-- Как бог, ваше благородие...
-- Экий подлец этот Руденко!.. Уж ему будет!
-- И без того... избил... А полегче бы его пороть, ваше благородие!.. Заступились бы, ваше благородие, перед старшим офицером... Зачинщик-то я... Я и виноватый!
-- И ты еще заступаешься за подлеца? -- воскликнул мичман, тронутый словами Волка.
-- А то как же, ваше благородие? Не оборонись он и не ошарашь ножом, пожалуй, быть бы мне убивцем... За это в арестанты.
-- Разве убил бы?
-- В обезумии человек на все пойдет, ваше благородие, -- необыкновенно просто и убежденно сказал Волк.
"Он по-настоящему любит", -- снова подумал мичман.
И ему стало обидно, что он не только не вызвал на дуэль одного лейтенанта, который в кают-компании назвал "божественную" Веру Владимировну "любительницей похождений", но промолчал и теперь даже разговаривает с лейтенантом.
"И какой я подлец в сравнении с Волком!" -- мысленно проговорил мичман.
Он несколько минут молчал, чувствуя себя виноватым и восхищенный любовью матроса. И вдруг порывисто и сердечно проговорил, понижая голос до шепота:
-- Знаешь что, Волк?
-- Что, ваше благородие? -- чуть слышно ответил Волк.
-- Может, ты захочешь известить Феньку, что ты в госпитале... Так скажи адрес. Я напишу.
-- Спасибо, ваше благородие... Не надо!
И при лунном свете лицо Волка показалось угрюмее, когда он еще тише прибавил:
-- Не приедет, ваше благородие!..
-- Шабаш! -- крикнул мичман.
Четверка остановилась у пристани.
Юный мичман приказал гребцам ждать его возвращения и вместе с Волком вышел на берег.
