и вдвое больше, но мы отказывали... Нельзя же всех пускать, без строгого выбора... Ну и устал же я сегодня. Хлопот, я вам скажу, с этими юбилеями! И наверное в назначенный час публика не соберется. Уж скоро шесть, а всего только сто шестьдесят человек. Надо дать знать, чтобы юбиляра привезли не раньше половины седьмого...
И Звенигородцев тут же распорядился об этом.
-- Разве юбиляра привезут?
-- Обязательно, и в четырехместной карете. Или вы забыли московский юбилейный чин? А еще москвич!
-- Кто же привезет Косицкого?
-- Двое. Представитель старого поколения профессоров: Лев Александрович Цветницкий и представитель молодой науки: Николай Сергеич Заречный.
-- А Маргарита Васильевна здесь?
-- Не видал. Кажется, еще не приезжала. А вы что же?.. Все еще поклоняетесь гордой англичаночке?.. А хорошеет с тех пор, как замужем... Прелесть что за женщина. Вот увидите! -- оживленно и щуря глаза прибавил Звенигородцев.
-- Давно не поклоняюсь, Иван Петрович... И я недавно женился...
Звенигородцев горячо поздравил Невзгодина и, заметив, что тот собирается отойти, остановил его словами:
-- На одну минутку, Василий Васильич!
Отведя Невзгодина в сторону, он проговорил, слегка понижая свой тенорок и принимая значительный вид человека, озаренного счастливою мыслью.
-- Челом вам бью, Василий Васильевич! Не откажите.
-- В чем?
-- Вы ведь, я слышал, занимались в Париже науками?
-- Занимался.
-- Так знаете ли что? Скажите, голубчик, за обедом речь Косицкому в качестве представителя от русских учащихся в Париже. Это будет, я вам скажу, эффектно и очень тронет старика...
Невзгодин рассмеялся.
-- Да как же я буду говорить, никем не уполномоченный?
-- Так что за беда! Разве на вас будут в претензии за то, что вы почтите хорошего человека? Косицкий ведь не Найденов... Он сохранил традиции и вполне наш... Право, скажите, Василий Васильич, несколько теплых слов... Сделайте это для меня... Я вас запишу. Вы будете говорить пятнадцатым... идет?
-- Нет, не идет, Иван Петрович. Не записывайте... я говорить не стану.
-- Экий вы какой! Ну в таком случае скажите что-нибудь от своего имени... Вы ведь хорошо говорите.
-- Совсем не умею...
-- Полно, полно... Я помню, вы раз говорили на каком-то обеде... Сколько остроумия, сколько...
Звенигородцев вдруг оборвал речь и, засиявший, с замаслившимися глазками, бросился, словно ошалелый кот, к поднимавшейся по лестнице молодой хорошенькой даме.
"Все тот же юбочник!" -- подумал, улыбаясь, Невзгодин и быстрыми шагами пошел по коридору, мимо отдельных кабинетов, встречая бесшумно снующих половых в их ослепительно белых рубахах и шароварах.
Отворив белые с золотом двери, он вошел в знаменитую колонную залу "Эрмитажа", в которой Москва дает фестивали и упражняется в красноречии.
В большой белой зале, ярко освещенной светом громадной люстры, три длинные стола, расположенные покоем, были уставлены приборами, сверкая белизной столового белья и блеском хрусталя. Длинный ряд бутылок и массивные канделябры дополняли сервировку.
0x01 graphic
Мужчины, большею частью во фраках и белых галстухах, дамы в светлых нарядных туалетах наполняли пространство у колонн и между столами. У всех были праздничные лица. Шел оживленный говор, и до ушей Невзгодина часто доносилось имя юбиляра. Видимо, он сегодня был главным предметом разговоров собравшейся публики.
