Повинись перед боцманом. Тоже и ему не лестно, как в суде его обскажут... Пожалуй, простит... А тебе что?
Отчаянный серьезно ответил:
-- Ай да ловко уважил! Спасибо, приятель!
-- За что?.. Куда ты гнешь?
-- Вполне открылся, какой ты есть, с потрохами!
-- Видно, не нравится, что обо всем полагаю с рассудком?
-- Даже с большим рассудком -- обессудил меня дураком...
-- Не лезь на рожон. Не полагай о себе... Помни, что" матрос.
-- А поклонись я боцману и выйди в унтерцеры да беззаконно чисти твою лукавую рожу, так поумнею? Обскажи-ка! -- с презрительной насмешкой промолвил маленький матрос.
-- Ты все зубы скалишь!
-- А как же с тобой?
-- В штрафные, что ли, лестно?
-- Беспременно желаю. Оттого и зубы скалю!
-- Перестанешь! -- злобно сказал Чижов.
-- И скоро?
-- Хоть завтра пройдет твоя отчаянность!
-- По какой-такой причине?
-- Отшлифуют на первый раз за боцмана. Небось, прошлое лето выпороли одного матроса и перевели в штрафные... Очень просто!
Митюшин ужаснулся при мысли, что его завтра же могут позорно наказать, и возмутился, что свой же брат, матрос, точно злорадствует позору ближнего и беззаконию.
Но в темноте вечера, у борта на баке, где два матроса беседовали, Чижов не видел бледного взволнованного лица и сверкающих черных глаз Отчаянного.
-- Пусть шлифуют! А ты смотри! -- вызывающе кинул он, скрывая свой ужас.
Чижов удивился:
-- И с чего это ты такой отчаянный? Не могу я в толк взять...
-- Ветром надуло...
-- Где?
-- На фабрике.
-- Так. А на царской службе тоже, значит, надуло? -- иронизировал Чижов, оскорбленный тоном Отчаянного.
-- Верно, что так...
-- Чудно что-то...
-- Видно, не слыхал, что люди тоскуют по правде? -- вдруг воскликнул Митюшин.
Чижов недоверчиво усмехнулся.
-- То-то не понять! Душа в тебе свиная, а рассудок подлый... Еще рад, что матроса отпорют без всякого закона! Думаешь, только больно, -- а не то, что позорно и обидно... И что присоветовал!.. Совесть-то в деревне оставил... А я полагал, что ты хоть и трус, а все-таки с понятием втихомолку! -- негодующе прибавил Митюшин, возвышая голос.
-- Ты что же ругаешься? Это по каким правам?
-- Вали к своему боцману... Виляй свиным своим хвостом и обсказывай. Может, и ты ему про меня кляузничал... Так заодно...
-- Усмирят тебя, дьявола отчаянного!
И Чижов, полный ненависти к нему, отошел.
Раздали койки. Митюшин долго не засыпал, думая грустные думы.
С полуночи он вышел на вахту и мерно шагал по палубе,
