экзаменам, и порешили разойтись в ближайшее воскресенье, когда жена могла не идти в клинику. Разошлись мы по-хорошему, без сцен и без упреков, -- словом, без всяких драматических осложнений... Напротив. Она простерла свою внимательность до того, что сама уложила мое белье и платье, предоставив моему попечению одни только книги и взяв с меня слово принять вину на себя, если она захочет повторить глупость, то есть выйти опять замуж, "но, конечно, за более основательного человека", -- любезным тоном прибавила она. С тех пор мы и не видались. Ну, вот я и кончил свою одиссею, стараясь не особенно злоупотреблять вашим вниманием. Позволите закурить?
-- Пожалуйста...
-- Ну, а теперь мой черед, Маргарита Васильевна, допросить вас. Позволите?
-- Позволю.
-- Вам как живется? Я слышал, недурно?..
-- И не особенно хорошо! -- произнесла молодая женщина.
Невзгодин взглянул на Маргариту Васильевну и заметил что-то сурово-страдальческое в ее лице.
"Видно, раскусила своего благоверного", -- подумал он и, осведомившись из любезности об его здоровье, продолжал:
-- Только сытым коровам нынче хорошо живется, Маргарита Васильевна, а людям, да еще таким требовательным, как вы, трудно угодить... Ищете по-прежнему оригинальных людей? Много работаете? -- деликатно перешел он на другую тему.
-- Бросила искать. Их так мало среди моих знакомых. Кое-что перевожу... Читаю.
-- Бываете в обществе?
-- Бываю, но редко... Мало интересного... Дома спокойнее, хоть и в одиночестве.
-- А Николай Сергеич?
-- Он редко по вечерам дома. Заседания, комиссии... Я более одна.
-- Значит, набили вам оскомину московские фиксы, Маргарита Васильевна?
-- И как еще.
-- Видно, они такие же, что и прежде! Чай с печеньем, невозможная толпа приглашенных в маленьких комнатах, какой-нибудь приезжий "гость" в качестве гвоздя, изредка певец или певица для разнообразия, сплетни и самые оптимистические административные слухи и, наконец, объединяющий ужин и за ним обязательно речи, и иногда длинные, черт возьми, речи, и всегда с гражданским подходом... Сперва тост за "гостя", который... и так далее, потом за "честного представителя науки", который... и так далее, за "мастера слова", за "жреца искусства" -- одним словом, кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку. Иван Петрович великий человек и Петр Иваныч тоже великий человек, и, чтоб никому не было обидно, всем по тосту и по "великому человеку" белым или крымским вином... Знаю я эти фиксы... Узнаю свою милую Москву... Любит она таки поболтать и покушать...
-- Эта болтовня с цивической окраской и противна...
-- Отчего?.. Мне так она прежде нравилась. По крайней мере, люди приучаются говорить.
Невзгодин стал прощаться.
-- И то вместо минутки час просидел, а мне еще надо в одно место.
-- Ну, не удерживаю... Приезжайте опять, да поскорей... вечером как-нибудь. Мне еще надо обо многом с вами переговорить... Я тут одно дело затеваю... И вообще, надеюсь, мы, как старые друзья, будем часто видеться.
-- Я бы не прочь, да боюсь, Маргарита Васильевна.
-- Чего?
-- Как бы старое не вернулось. Рецидивы, знаете ли, бывают при лихорадках! -- шутливо промолвил Невзгодин.
-- И как вам не надоест всегда шутить, Василий Васильич... Зачем вы этот вздор говорите?.. Кокетничаете?.. Так вы и без кокетства милый старый приятель, которого я всегда рада видеть... Что было, то не повторится... Так навещайте... С вами как-то
