Доктор выслушал Григория Николаевича и заметил:
-- Тебе, брат, раньше надо было родиться... Рыцарь, как посмотрю!
-- Только без дамы...
-- Дам много... Захоти только! А все, брат Лаврентьев, советую тебе полечиться.
-- Мне-то? Какая такая у меня болесть? Нешто пластал ты меня, как лягух?
-- Тебе рассеяться нужно... Съездил бы куда-нибудь. А то в своей медвежьей норе снова захандришь...
-- Теперь, брат, не сумневайся. Извлек!
-- Так ли?
-- Шабаш! -- прибавил Лаврентьев, выпивая рюмку водки и с аппетитом принимаясь за обед. -- Шабаш! Надурил -- и будет! Знаешь что, Жучок... оно, как рассудишь, и впрямь мы ровно бы недалеко от обезьян. Она-то, сволочь, иногда осиливает... давеча, как я с ним-то был... ну, так и хотелось его пришибить... Самцы, што ли, по-твоему, из-за самки дерутся? Ты ведь все так объясняешь, -- с грустной насмешкой заметил Григорий Николаевич.
-- А ты думал, в тебе не самец говорит? Самец, -- будь благонадежен!
-- Ох, вы, лекаря, лекаря!.. Ну да ладно, тебя послушаю, возьму в дом солдатскую вдову, и если, шельма, шалить не станет -- к батьке и в закон... Все же баба будет около, детвора, пожалуй... Не один, как перст, в доме-то. Самец и самка! Так, что ли, Жучище?
Жучок плохо верил словам Григория Николаевича. Он украдкой посматривал на приятеля. В его глазах было столько грусти, а из-за напускной шутки вырывались такие скорбные звуки, что Жучок от души пожалел своего друга.
XIII
Николай, против ожидания, не застал дома приятеля, которого хотел звать в секунданты. Он с утра ушел и обещал быть дома не ранее шести часов вечера. Николай оставил ему записку, в которой просил непременно, по очень важному делу, заехать к нему, а сам направился в редакцию, где работал приятель, в надежде застать его там около часу.
Погода, как нарочно, была превосходная. Стоял славный, яркий, морозный день... Николай доехал до Поцелуева моста и пошел пешком... Опять грустные мысли проносились в его голове... Опять тоскливо сжималось сердце у молодого человека... Как нарочно, навстречу ему попались похороны. Он даже полюбопытствовал узнать, кого хоронят. Оказалось, что хоронят какого-то молодого человека. "И его, может быть, так же повезут!.." А кругом кипела жизнь... улицы оживлялись... Николай теперь с особенным интересом заглядывал в лица проходивших. Они сегодня казались ему особенно добрыми, хорошими...
-- Николай Иванович! -- почти в упор раздался чей-то звонкий, приятный, знакомый голос.
Он повернул голову. Из подъезда дома министра внутренних дел проходила к карете Нина Сергеевна.
-- Вы точно влюблены или получили неприятное известие, -- сказала она, протягивая из-под белого пушистого меха бархатной накидки мягкую, теплую руку, оголенную почти до локтя. -- В какие страны?
-- На Литейную.
-- Нам по дороге. Садитесь, я вас подвезу!
Николай согласился и сел вслед за нею в маленькую карету. Встреча с этой красивой, изящной женщиной обрадовала его... Он уже снова приободрился.
-- Что с вами? Вы в самом деле как-то печально шли, -- с участием продолжала она, обдавая его мягким, нежным взглядом. -- Какое у вас горе?
-- Никакого... так задумался.
-- Не весело же вы задумались!
Она продолжала болтать; попеняла, что Николай не заходит,
