руках.
Николай поднялся с кресла, сделал несколько шагов и остановился при виде серьезной и мрачной физиономии Григория Николаевича. Они обменялись поклонами, но никто из них не протянул друг другу руки. Оба внезапно почувствовали смущение и серьезно взглянули один на другого.
-- Я пришел к вам по делу! -- сухо и резко оборвал Григорий Николаевич, стараясь не глядеть на Николая и приближаясь на несколько шагов. -- Дело это очень для меня важное! -- глухим, тяжелым голосом прибавил он.
-- Я к вашим услугам, Григорий Николаевич! -- ответил Николай. -- Надеюсь, серьезное дело не помешает нам присесть? -- продолжал он веселым тоном, с иронической ноткой в голосе.
Лаврентьев поднял на него свои глубоко засевшие, блестящие глаза и тотчас же опустил их. В этом взгляде было совсем не дружелюбное выражение. Тон Николая, его самоуверенный, задорный, смеющийся вид -- все теперь казалось ненавистным Лаврентьеву.
-- Шутить изволите? А я ведь не для шуток пришел! -- промолвил Григорий Николаевич, стараясь сдержать себя.
-- И я вовсе не расположен шутить! -- резко ответил, вспыхивая весь, Николай.
-- Не всегда шутить-то в пору, Николай Иванович!.. Мне вот насчет одного обстоятельства очень желательно попытать вашего мнения, за тем я и пришел. Человек вы умный, статьи пишете и все такое. Чай, не откажете нам, сиволапым, ась?
-- Охотно! -- насмешливо процедил сквозь зубы Николай.
-- Ладно, значит! Теперича мы друг дружку поймем! -- значительно прибавил Лаврентьев. -- Дело, видите ли, такое. Прослышали мы -- тоже и в нашу глухую сторону вести доходят -- будто некоторый молодой человек, парень, сперва, казалось, очень хороший, стал девушку одну уму-разуму учить... развивать, что ли... Книжки разные и все такое. Говорить-то он мастер! Ладно! Девушка -- надо сказать, честная, доверчивая, хорошая девушка, -- продолжал Лаврентьев, и голос его дрогнул скорбной ноткой, -- поверила речам умным -- речи-то сладкие! -- и полюбила парня... А он, в те поры, лясы-то свои брось -- не требуется, мол! -- и стань облещивать честного человека... Поиграл, поиграл, натешился, да и бросил... Надоело... По-нашему, по-деревенскому, это выходит как будто пакость одна, а поди, парень-то, может, думает, что оно как следует, даже и либерально. Так я, перво-наперво, хочу попытать молодца, правда ли это?.. Как присоветуете?
Лаврентьев смолк и поднял на Николая строгий, пристальный взгляд.
Бледный, с сверкающими глазами, нервно пощипывая дрожавшими пальцами бороду, слушал Николай Лаврентьева, и когда тот обратился к нему, он презрительно усмехнулся и насмешливо проговорил, отчеканивая слова:
-- Я полагаю, что молодец, о котором вы говорите, и объясняться-то с вами не захочет, господин Лаврентьев!
-- Не захочет? -- угрюмо протянул Григорий Николаевич. -- А коли не захочет, так я попрошу его драться. А на дуэль не пойдет, трусом вдобавок скажется, ну, тогда... тогда... -- проговорил с угрозой Лаврентьев.
-- Довольно, господин Лаврентьев! -- перебил его Николай, вздрагивая. -- Довольно! К чему аллегории? Я принимаю ваш вызов!
-- Вот и поняли друг дружку! -- усмехнулся Лаврентьев и сделался вдруг спокойнее. -- По-моему, нечего дело откладывать. Чем скорее, тем лучше. Угодно завтра?
-- Пожалуй, завтра.
-- Да и формальности-то побоку. Бог с ними. Можно и самим
