Собака

    "Морские рассказы"
      
    Константин Михайлович Станюкович

    (Из далекого прошлого) {*}

    {* Первая публикация не установлена. Помещено в сборнике "На "Чайке" и другие морские рассказы", М., 1902.}
      

    I
       
       В исходе девятого часа прелестного летнего утра, когда на военном корвете "Могучий" приканчивалась обычная "чистота" и затихло деловое артистическое сквернословие старшего офицера Ивана Ивановича и боцмана Рябова, просвистали:
       -- На капитанский вельбот!
       Через пять минут из каюты вышел высокий, худощавый, рыжеватый капитан, лет сорока, в статском мешковатом платье, с цилиндром на голове и в желтых перчатках. Видимо сердитый, нервно подергивавший рыжую бакенбарду, торопливо прошел он мимо фронта офицеров, обязанных провожать и встречать командира, мимо караула и фалгребных, спустился в свою щегольскую шлюпку и уехал на берег -- в Сан-Франциско.
       В ту же минуту на бак прибежал Никишка.
       Так все звали капитанского вестового, шустрого, чернявого матроса, лет за тридцать, с плутоватыми глазами продувной шельмы.
       Он вошел в кружок матросов, собравшихся выкурить трубчонку махорки у ведра с водой, не без некоторой важности закурил у фитиля капитанскую "чирутку" и, пыхнув, после двух-трех отчаянных затяжек, дымком сигары, видимо торопившийся "огорошить" интересною новостью, значительно и серьезно проговорил:
       -- Ну и вовсе взбесился Собака!
       Никишка остановился и бросил взгляд бегающих черных глаз на присутствующих -- какова, мол, сила впечатления?
       Но "серьезные" матросы, постарше, не обнаружили особенного любопытства. Дескать, Собака и есть собака.
       Однако все-таки насторожились. Недаром же Никишка околачивается около капитана и хоть "беспардонная душа", а не всегда врет.
       И Никишка загадочно прибавил:
       -- А по какой такой причине Собака взъерепенился и заспешил на берег, ровно с шилом в спине?..
       Никто из матросов не догадывался. Снова старики не считали приличным обнаружить нетерпеливое желание узнать о причине.
       Но один матросик-первогодок с любопытством испуга спросил:
       -- А что, Никишка?
       -- Вернулся, братцы вы мои, Собака ночью с берега, и не треснумши, а в трезвом понятии! -- говорил Никишка, обращаясь не к простоватому матросику, а к "серьезным" матросам. -- И как влетел этто в каюту: ррраз-два... три!.. Прямо звезданул в морду!.. Небось ловко! Погляди-ка! -- не без оживления и точно хвастаясь, рассказывал Никишка, показывая на подтек под глазом. -- И затем, братцы, пошел: "Собачий ты сын, сукина ты дочь!.." А сегодня проснулся и давай чесать... И как встал, сей секунд: "Позвать, Никишка рассякой, старшего офицера!.."
       Никто не спросил, за что "звезданули" Никишку. Все знали, что Собака дрался и зря, да, по-видимому, и не особенно жалели Никишку.
       Обиженный таким равнодушием, Никишка внезапно нарочно оборвал рассказ о причине съезда капитана на берег, возбудивший любопытство, и, рассчитывая на сочувствие, воскликнул не без пафоса:
       -- Просто сил нет моего терпения. Вот возьму да и сбегу, как в прошлом году сбежал Трофимов...
       Слушатели деликатно молчали. На некоторых лицах промелькнули сдержанные, недоверчивые улыбки.
       Только Лещиков не промолчал.