"Морские рассказы" - 0
Константин Михайлович Станюкович
{* Впервые -- в газете "Русские ведомости", 1895, NoNo 166, 173, 178, 184, 187, 191, с подзаголовком "Из морских силуэтов прошлого".}
I Жадно, бывало, заглядывались матросы, возвращаясь небольшими кучками с работ в военной гавани, на молодую, пригожую и свежую, как вешнее утро, жену рулевого Кислицына, Груню. При встречах с нею почти у каждого из них точно светлело на душе, радостней билось сердце, и невольная ласковая улыбка озаряла лицо. И когда она, степенная, сосредоточенная и серьезная, проходила мимо, не удостоив никого даже взглядом, многие с чувством обиды и в то же время восхищения смотрели вслед на крепкую и гибкую, хорошо сложенную маленькую фигурку матроски, которая быстро шагала, слегка повиливая бедрами. И нередко кто-нибудь восторженно замечал: -- И что за славная эта Груня! -- Д-да, братец ты мой, баба! -- сочувственно протягивал другой. -- Но только ее не облестишь... Ни боже ни! -- не то с досадой, не то с почтением прибавлял матрос... -- Матроска правильная... честная... Не похожа на наших кронштадтских... Она кому угодно в ухо съездит. -- Прошлым летом одного лейтенанта так угостила, что морду-то у его ажно вздуло! -- со смехом проговорил кто-то. -- За что это она? -- А вздумал, значит, лейтенант ее под микитки... Черт! -- Вот так ловко! Ай да молодца Грунька! -- раздавались одобрительные восклицания. Действительно, в Груне было что-то особенно привлекательное. Даже кронштадтские писаря, подшкиперы и баталеры, любители и поклонники главным образом адмиральских нянек и горничных, понимающих деликатное обращение и щеголявших в шляпках и кринолинах, -- и те не оставались к ней презрительно равнодушны. Победоносно закручивая усы, пялили они глаза на эту бедно одетую матроску с приподнятым подолом затасканной юбки, открывавшим ноги, обутые в грубые высокие сапоги, в старом шерстяном платке на голове, из-под которого выбивались на белый лоб прядки светло-русых волнистых волос. Но все как-то необыкновенно ловко сидело на Груне. В щепетильной опрятности ее бедного костюма чувствовалась инстинктивная кокетливость женщины, сознающей свою красоту. |